Выкопал яму в восемнадцать дюймов и понял, что промахнулся: яма была всего в фут глубиной, это он помнил точно. Начал сначала, взяв на несколько дюймов левее, и на сей раз угадал. В футе под землей лопата наткнулась на что-то мягкое, но плотное. Архитектор отложил лопату и, запустив руки в яму, нащупал кусок древней сгнившей кожи. Мостник осторожно отделил ее от земли и вынул. Много лет назад этот кошель висел на поясе у Томаса.
Вытерев грязные руки о тунику, развязал его. Внутри лежал мешочек из промасленного сукна — целый. Мерфин развязал тесемки и вытащил пергаментный свиток, запечатанный восковой печатью, которая, несмотря на всю предосторожность, тут же раскрошилась. Медленно Мостник развернул пергамент. Пролежав тридцать четыре года в земле, тот на удивление хорошо сохранился. Увидев старательные каракули грамотного представителя знати, а не опытную руку писца, Мерфин сразу же понял, что это не официальный документ, а личное письмо. Архитектор начал читать. В приветствии говорилось:
«От Эдуарда, второго с этим именем, короля Англии, писано в замке Беркли, рукой его верного слуги сэра Томаса Лэнгли, возлюбленному старшему сыну Эдуарду, королевское приветствие и отцовская любовь».
Зодчий испугался. Письмо прежнего короля нынешнему. Рука, державшая пергамент, задрожала, мастер поднял глаза и осмотрелся, как будто кто-то мог подсматривать за ним из кустов.
«Мой возлюбленный сын, скоро ты услышишь, что я умер. Знай, что это неправда».
Фитцджеральд нахмурился. Этого он совсем не ожидал.
«Твоя мать, королева, супруга моего сердца, развратила и сбила с пути истинного Роланда, графа Ширинга, и его сыновей, подославших сюда убийц, но меня предупредил Томас, и злоумышленники были умерщвлены».
Значит, Лэнгли не убивал — наоборот, спас короля.
«Твоя мать, которой не удалось убить меня однажды, непременно попытается сделать это вторично, ибо она вместе со своим богомерзким фаворитом не может чувствовать себя в безопасности до тех пор, пока я жив. Посему я надел одежду одного из убитых преступников, мужчины моего сложения и облика, и несколько человек, которым щедро заплатили, поклянутся, что тело, обряженное в мой костюм, принадлежит королю. Твоя мать, увидев труп, конечно, поймет правду, но будет молчать, так как „усопший“ я ей не опасен и ни один мятежник или алчущий власти соперник не сможет на меня опереться».
Мерфин оторопел от изумления. Вся страна полагает, что Эдуард II умер. Одурачили всю Европу. Но что с ним сталось?
«Не стану тебе говорить, куда направляюсь, но знай, что я намерен оставить королевство и не возвращаться. Однако молю Бога о том, чтобы мне довелось увидеть тебя, прежде чем умру».
Почему Лэнгли закопал письмо, а не передал адресату? Потому что боялся за свою жизнь, а письмо надежно оберегало его. Королеве, заявившей о смерти супруга, нужно было заручиться молчанием тех немногих, кто знал правду. Мерфин вспомнил: примерно в те годы за разговоры о том, будто Эдуард II жив, обвинили в измене и обезглавили графа Кента.
Изабелла подослала людей убить Томаса, они нагнали его у самого Кингсбриджа, но тот при помощи десятилетнего Ральфа расправился с преследователями и стал ей опасен, так как мог вскрыть обман. Более того, у него имелось доказательство — письмо короля. Значит, в тот вечер, истекая кровью в госпитале Кингсбриджского аббатства, Лэнгли торговался с людьми королевы — графом Роландом и его сыновьями. Рыцарь обещал сохранить все в тайне, если его примут монахом. Понимая, что может считать себя в безопасности только в монастыре, Томас пригрозил: если королева не выполнит это условие, письмо, спрятанное в надежном месте, после его смерти будет предано огласке. И королеве пришлось сохранить ему жизнь.
Старый аббат Антоний кое-что знал и, умирая, открылся матери Сесилии, которая в свою очередь на смертном одре поведала какую-то часть истории Керис. Люди могут хранить тайны десятилетиями, думал Мерфин, но на пороге смерти что-то заставляет их говорить правду. Суконщица также видела улику — хартию, согласно которой Линн-Грейндж переходил во владение аббатства при условии, что Томас будет принят в Кингсбридж монахом. Теперь Мостник понял, почему расспросы любопытной аббатисы вызвали такое неудовольствие. Сэр Грегори Лонгфелло уговорил Ральфа выкрасть из монастыря сестринские хартии в надежде обнаружить среди них то самое письмо, которое Мерфин держит в руках.
Утратил ли этот лист пергамента свою страшную силу? Изабелла прожила долгую жизнь, но три года назад умерла. Сам Эдуард II скорее всего тоже умер, а если и жив, ему сейчас семьдесят семь лет. Опасно ли для Эдуарда III разоблачение? Что будет, если весь мир узнает: его отец, считавшийся покойником, на самом деле был жив? Король прочно сидит на троне, реальной угрозы письмо для него скорее всего не представляет, но какой позор и унижение.
Так что же Мерфину делать? Архитектор долго стоял на поляне, пестревшей полевыми цветами. Наконец скрутил письмо, положил в мешочек, мешочек в кожаный кошель и закопал в первую яму, которую вырыл по ошибке. Сровнял землю, оборвал с куста листья, насыпал их перед дубом. Отошел, все осмотрел и остался доволен. Поверхностный взгляд не заметит, что здесь копали. Затем олдермен развернулся и отправился домой.
90
В конце августа Ральф объезжал свои владения в окрестностях Ширинга в сопровождении старого дружка Алана Фернхилла и новообретенного сына. Он радовался, что Сэм рядом — его ребенок и уже взрослый мужчина. Джерри и Роли еще слишком юны. Сэм не знал о его отцовстве, но граф с удовольствием носил в себе тайну.
Они пришли в ужас от того, что увидели. Сотни вилланов умерли или умирали, несжатое зерно пропадало на полях. С каждым селением гнев и отчаяние Фитцджеральда росли. Его мрачные реплики пугали спутников, а лошадь, чувствуя состояние седока, нервничала.
В каждой деревне, помимо земель, переданных в держание вилланам, имелось несколько акров барской запашки. Их возделывали батраки, а один день в неделю барщину несли вилланы. Эти земли производили самое удручающее впечатление. Многие батраки и вилланы, тянувшие лямку барщины, умерли; другие держатели после прошлой эпидемии добились более выгодных условий и сбросили с себя ярмо пахоты на лорда; наконец стало вовсе невозможно найти батраков.
В Вигли Ральф обошел усадьбу и заглянул в большой деревянный амбар, в это время года всегда полный зерном на обмолот. Он был пуст, а на сеновале рожала кошка.
— Где пшеница? Что мы будем есть? — заорал граф на Рива. — Где ячмень для эля? Что мы будем пить? Черт подери, чем ты думал?
Староста набычился.
— Мы можем только перераспределить землю.
Ширинг удивился его дерзости. Обычно Нейт подобострастен. Но когда горбун мрачно посмотрел на Сэма, Фитцджеральд все понял. Нейт, конечно же, ненавидит Сэма — тот убил его сына, — а граф не просто спас парня от казни, но еще и сделал сквайром. Еще бы ему не дуться.
— Должно же быть в деревне хоть несколько человек, желающих взять дополнительные акры.
