Мерфин понял, что Филиппа вернулась в Кингсбридж, увидев в «Колоколе» ее горничную. Он ждал ее ночью, но, к его огорчению, возлюбленная не пришла. Зодчий решил, что ей неловко. Какая женщина будет хорошо себя чувствовать в подобной ситуации, хотя причины очевидны и любимый мужчина все знает и понимает.

Следующая ночь тоже прошла без нее, потом наступило воскресенье, и мастер надеялся увидеть ее в церкви. Но графиня не появилась и на службе. Знать никак не может пропускать воскресные службы. Что случилось? После службы Мостник отправил Лоллу с Арном и Эм домой, а сам по лужайке пошел к старому госпиталю. На верхнем этаже располагались комнаты для важных гостей. Мерфин поднялся по наружной лестнице и в коридоре столкнулся с Керис. Та даже не спросила, зачем он здесь.

— Леди Ширинг не хочет, чтобы ты к ней заходил, но ты, вероятно, хочешь.

Зодчий обратил внимание на то, как она странно выразилась: не «не хочет тебя видеть», а «не хочет, чтобы ты к ней заходил». В тазу, что Керис держала в руках, лежала окровавленная тряпка. Страх стиснул сердце мастеру.

— Что случилось?

— Ничего страшного. Ребенок не пострадал.

— Слава Богу.

— Отец ведь ты?

— Ради Бога! Если тебя услышат…

— Все годы, что мы были вместе, я зачала всего один раз, — грустно бросила Керис.

Архитектор отвернулся.

— Где она?

— Прости, что говорю о себе. Это тебя меньше всего интересует. Леди Филиппа в средней комнате.

Он услышал в ее голосе с трудом сдерживаемую скорбь и помедлил, несмотря на все свое беспокойство за Филиппу.

— Пожалуйста, не думай, что мне на тебя наплевать. — Мерфин коснулся руки Керис. — Мне всегда важно, как у тебя дела, и я хочу, чтобы ты была счастлива.

Монахиня кивнула, и слезы навернулись ей на глаза.

— Знаю. Я эгоистка. Иди к Филиппе.

Строитель оставил Керис и вошел в среднюю комнату. Графиня спиной к нему стояла на коленях на скамеечке для молитв. Мостник прервал ее:

— Как ты?

Она встала и обернулась. На лице смятение, губы сильно распухли и покрылись корочкой. Мастер понял, что аббатиса промывала ей рану — отсюда окровавленная тряпка.

— Что случилось? Ты можешь говорить?

Она кивнула:

— Несколько нечетко, но могу.

— Ральф бил тебя?

— Лицо как у ведьмы, но в остальном ничего страшного.

Мерфин обнял ее. Графиня положила голову на его плечо. Какое-то время они молчали, потом Филиппа заплакала. Зодчий гладил ее по голове, по спине, а она содрогалась от рыданий.

— Ну-ну, будет, — утешал архитектор, целуя возлюбленную в лоб, но она не могла успокоиться.

Когда рыдания наконец поутихли, Мерфин спросил:

— Можно поцеловать тебя в губы?

— Только не сильно, — кивнула Филиппа.

Он легонько коснулся ее губ, которые пахли миндалем: Керис обработала ранки мазью.

— Расскажи, — попросил Мостник.

— Все получилось. Я обвела его вокруг пальца. Ральф будет думать, что это его ребенок.

Зодчий дотронулся до ее губ кончиком пальца.

— И он это сделал?

— Не сердись. Я попыталась его спровоцировать, и у меня получилось. Радуйся, что он избил меня.

— Радоваться?

— Твой брат решил, что меня нужно взять силой, что просто так я бы не согласилась. Он и понятия не имеет, как я его соблазнила, и никогда не догадается о правде. Я в безопасности — и наш ребенок.

Мастер положил ей руку на живот.

— А почему ты не пришла ко мне?

— В таком виде?

— Но когда тебе плохо, я еще больше хочу быть с тобой. Кроме того, я соскучился.

Филиппа отвела его руки:

— Я не могу, как шлюха, прыгать из одной постели в другую.

— Ах вот оно что. — Об этом зодчий не подумал.

— Ты меня понимаешь?

— Думаю, да. — Мерфин понимал, что женщина чувствует себя в такой ситуации скверно, хотя мужчина испытывал бы гордость. — И как долго?..

Графиня вздохнула и отстранилась.

— Не знаю.

— Ты о чем?

— Мы ведь так решили. Все будут думать, что это ребенок Ральфа; я добилась, чтобы в это поверил он. Теперь отец захочет воспитывать его.

Мостник поморщился.

— Я как-то не задумывался об этом, но полагал, ты останешься в монастыре.

— Ширинг не позволит, чтобы его ребенок воспитывался в монастыре, особенно если это будет мальчик.

— И что же ты собираешься делать? Вернешься в Эрлкасл?

— Да.

Ребенка, конечно, еще не было. Не человек, даже не младенец, просто растущий живот Филиппы. И все-таки Мерфину стало очень грустно. Лолла приносила ему много радости, и он с нетерпением ждал второго малыша. Но не сразу же Филиппа уедет.

— И когда ты собираешься ехать?

— Сейчас. — Увидев его реакцию, леди Ширинг чуть не заплакала. — Не могу тебе передать, как мне тяжело, но я перестала бы себя уважать, если бы продолжала спать с тобой, зная, что вернусь к Ральфу. Метаться между двух мужчин плохо, но оттого, что вы братья, все еще отвратительнее.

Слезы выступили у него на глазах.

— Значит, между нами все кончено? Вот так сразу?