животного происхождения (в том числе молочные продукты и яйца) как-то связаны с убийством животных. Они далеки от этой реальности. Покупая мясо, рыбу и сыры в супермаркетах, получая в ресторанах еду, уже приготовленную или разделанную, люди не только не задумываются, но и вообще не думают о животных, которые стали этой едой. Вот в чем проблема. Это дало возможность агробизнесу превратить скотоводство и птицеводство в нездоровую, негуманную систему, которую общество практически не может контролировать. Немногие имеют возможность заглянуть за ограду промышленных фабрик, где заготавливают молоко, яйца или свинину, большинство потребителей и понятия не имеет о том, что происходит в подобных местах. Я убежден, что огромное большинство людей придет в ужас, узнав, что там творится.
Раньше американцы были теснее связаны с производством продуктов питания. Эта связь и добрые отношения гарантировали, что производство еды происходит таким образом, который сочетается с нравственными ценностями наших граждан. Но индустриализация фермерства разорвала эту связь и погрузила нас в эру разобщенности. Наша нынешняя система производства продуктов питания, особенно то, как обращаются с животными на предприятиях, больше похожих на тюрьмы, попирает основы этики большинства американцев, которые полагают, что промышленное фермерство нравственно приемлемо, но при этом убеждены, что каждому животному следует обеспечить достойную жизнь и гуманную смерть. Это всегда входило в американскую систему ценностей. Утверждая в 1958 году «Акт о гуманных методах забоя скота», президент Эйзенхауэр отметил, что, если основываться исключительно на тех письмах, которые он получил по поводу этого закона, может показаться, что все, чего хотят американцы, — это только гуманный забой скота.
В то же время громадное большинство американцев и граждан других государств всегда считали, что употребление в пищу животных — нравственно приемлемо. Это естественно и соответствует культурным традициям. Соответствует культурным традициям потому, что люди, которые выросли в семьях, где ели мясо и молочные продукты, обычно перенимают те же самые модели поведения. Рабство — дурная аналогия. Рабство — широко распространенное в определенные эпохи и в определенных регионах, — никогда не было универсальной моделью, принятой в каждой семье, тогда как потребление мяса, рыбы и молочных продуктов принято в человеческих культурах по всему миру.
Я говорю, что потребление мяса — естественно, потому что множество животных в природе ест плоть других животных. Включая, конечно, и людей — и их предков, существовавших до появления человека, которые уже ели мясо более 1,5 миллиона лет назад. В большинстве частей мира и большую часть истории животных и людей поедание мяса не было просто вопросом удовольствия. Это было основой выживания.
Питательность мяса, а также распространение плотоядных в природе — убедительные для меня аргументы, что все это присуще людям. Попытки доказать, что не стоит ссылаться на природные системы, чтобы определить, что нравственно, а что нет, поскольку изнасилование и детоубийство известны и в дикой природе. Но этот довод не выдерживает критики, потому что опирается на поступки, отклоняющиеся от нормы. Такие случаи среди животных отнюдь не норма. Просто глупо приводить в пример девиантное поведение, чтобы определить, что приемлемо, а что нет. В смысле экономии, порядка и стабильности нормы природных экосистем бесконечно мудры. А поедание мяса — это норма (и всегда было нормой) в природе.
Но как тогда относиться к призыву, мол, мы, люди, должны взять да и перестать питаться мясом, несмотря на природные нормы, потому что мясо, видите ли, по сути своей расточительность ресурсов? Такое утверждение не совсем верно. Оно исходит из того, что крупный рогатый скот выращивают на фермах-тюрьмах, кормят зерном и соей с удобряемых полей. Подобные расчеты не применимы к животным, живущим на подножном корму, которых держат только на пастбищах, а это тот же крупный рогатый скот, козы, овцы и олени, и все они питаются травой.
Дэйвид Пиментель из Корнельского университета — ведущий ученый, который давно изучает вопросы энергозатрат в производстве продуктов питания. Пиментель — не защитник вегетарианства. Он даже утверждает, что «все доступные свидетельства указывают на то, что люди — всеядны». Он часто пишет о важной роли крупного рогатого скота в мировом производстве продуктов питания. Например, в содержательной работе «Еда, энергия и общество» он отмечает, что крупный рогатый скот играет «важную роль… в обеспечении людей продовольствием». Он продолжает и развивает свою мысль: «Во-первых, домашний скот эффективно превращает фураж, растущий на пограничных местах распространения, в еду, подходящую для людей. Во-вторых, стада служат резервными источниками продуктов. В-третьих, крупный рогатый скот можно обменять на… зерно в те года, когда выпадает слишком много дождей, и урожай не задался».
Более того, утверждение, что разведение животных на фермах, по сути, плохо для окружающей среды, не позволяет воспринимать национальное и мировое производство продуктов питания как единое целое. Распахивание и засевание земли для получения урожая шло параллельно с развитием животноводства на подножном корму, и происходило это в течение десятков тысяч лет, оставаясь неотъемлемой частью окружающей природы. Пасущиеся стада — это, судя по всему, наиболее экологичный способ сохранения прерий и пастбищ.
Как красноречиво объяснил в своих книгах Уэнделл Берри, фермы, представляющиеся наиболее экологическими, выращивают растения и животных вместе. Они созданы по образу природных экосистем, с их непрерывным и сложным взаимодействием флоры и фауны. Многие фермеры (вероятно, даже большинство), выращивающие органические фрукты и овощи, удобряют их навозом домашнего скота и птицы.
Дело, однако, в том, что производство любых продуктов питания требует некоторого изменения окружающей среды. Цель разумного фермера — минимизировать наносимый ей ущерб. Фермерство, основанное на пастбищах, особенно когда оно является частью многопрофильного сельскохозяйственного предприятия, это наименее разрушительный способ производства продуктов питания, с минимальным уровнем загрязнения воды и воздуха, эрозии почв и воздействия на дикую природу. Он также позволяет благоденствовать животным. Помогать подобным хозяйствам — это дело моей жизни, и я этим горжусь.
3. Неужели нам лучше знать?
Брюс Фридрих из РЕТА (чей голос следует за голосом Николетты в предыдущем разделе) с одной стороны — и Ниманы с другой представляют два основных взгляда на нашу нынешнюю систему животноводства. Две их версии — это одновременно и две стратегии. Брюс защищает права животных. Билл и Николетта отстаивают их благоденствие.
На первый взгляд, их позиции кажутся близкими, если не вообще одинаковыми: обе стороны ратуют за то, чтобы было меньше жестокости. (Когда защитники прав животных убеждают, что животные существуют не для того, чтобы, мы их использовали, они призывают к минимизации вреда, который мы им наносим.) С этой точки зрения, главное различие между этими позициями — то, какой образ жизни уготован животному, в зависимости от степени проявленной к нему жестокости.
Защитники прав животных, которых я встречал во время моих исследований, не тратят время на критику той схемы (не будем говорить о кампаниях, специально нацеленных против нее), согласно которой животных поколение за поколением выращивают на фермах под приглядом таких хороших животноводов, как Фрэнк, Пол, Билл и Николетта. Этот вариант — идея здорового гуманного животноводства — большинству из тех, кто борется за права животных, кажется не столь предосудительным, сколь безнадежно романтическим. Они в него не верят. С точки зрения тех, кто радеет о правах животных, такая забота об их благоденствии выглядит ничуть не лучше предложения отнять у детей их основные законные права, создать громадные финансовые преимущества и стимулы для использования детского труда, чтобы непомерная и непосильная работа сводила их в могилу, не накладывать никаких социальных запретов на использование товаров, которые были созданы детским трудом, и в результате ожидать, что беззубый закон, защищающий «благоденствие ребенка», обеспечит хорошее обращение с ними. Суть не в том, что дети находятся на том же нравственном уровне, что и животные, а в том, что они социально уязвимы и их можно почти безгранично эксплуатировать, если никто не будет этому препятствовать.
Конечно, те, кто «верит в мясо» и хочет, чтобы производство мяса продолжалось без промышленного фермерства, не считают сторонников вегетарианства реалистами. Без сомнения, маленькая (или даже
