Однажды, когда он, по обыкновению, сидел на своем причале, голубая цапля уставилась на него с таким любопытством, что Освальду даже стало не по себе. «А что, если они тоже за мной наблюдают? — мелькнуло в голове. — За кого они тогда меня принимают? И на чем основываются их заключения?»
Ему-то было на чем основываться. «Птицы Алабамы» помогали Освальду определять пернатых по величине, по цвету, по месту обитания. А если бы птицы записывали результаты своих наблюдений, что у них получилось бы про него? Надо заглянуть в книгу и прикинуть.
Описание своих собственных характерных признаков Освальд начал с «обитания».
ОСЕДЛЫЕ — обитают в одном географическом регионе круглый год.
ЛЕТУЮЩИЕ — гнездуются и выводят потомство в одном географическом регионе, на зиму улетают в теплые края.
ЗИМУЮЩИЕ — прилетают в данный географический регион после выведения потомства на зимние месяцы.
ПРОЛЕТНЫЕ — пролетают через данный географический регион во время весенних и осенних миграций.
ЗАЛЕТНЫЕ — их появление в данном географическом регионе незакономерно и носит случайный характер.
Средних размеров, красноголовый, потомства не выводит, залетный — таким Освальд получался по книге. Вот так-то. Приятно познакомиться. Все-таки редкая птица, что ни говори.
Зима
— Зима, зима пришла, — только и слышно было из уст прохожих утром 21 февраля.
Страшное дело, температура ночью опустилась чуть ли не ниже пятидесяти.[26] Днем Освальд впервые увидел сизые дымки из труб на том берегу. В воздухе повис аромат горящей сосны, гикори и кедра, которые употреблялись здесь на дрова.
Освальд с радостью приветствовал прохладную погоду, ибо, как показали последующие дни, с холодами пришли зимние закаты — потрясающее зрелище, особенно над рекой. Закаты околдовали Освальда. Сидеть на причале, вдыхать холодный чистый воздух и слушать тишину — собачий лай разносился окрест на многие мили, — ничего лучше и придумать было нельзя. Каждый вечер небо у него на глазах меняло оттенки с апельсинного на бледно-розовый, с ярко-зеленого на лиловый. Синие и розовые облака отражались в воде, садящееся солнце окрашивало реку в кобальт и ультрамарин, они сменялись переливчато-зеленым и золотым, напоминавшим обертку дорогих конфет, а потом все тонуло в охре и сиене. Летящие птицы обращались в черные силуэты на гаснущем небе. Освальд сидел и смотрел на калейдоскоп красок, на отливающие сталью водовороты, пока за спиной у него не вставала луна и не серебрила реку.
Последние зеленые лучи, преломленные водой, дрожали под досками причалов, и уже проглядывали звезды, отражаясь в темной воде мелкими бриллиантами, — ни в одном кино не увидишь такого! Каждый вечер был единственным в своем роде, неповторимым великолепным явлением, и Освальду хотелось остановить время, продлить очарование. Но разве кому-то дано повелевать временем? Дни летели, последние его дни уносились безвозвратно, и он ничего не мог с этим поделать. Вот прямо сейчас, на реке, когда кругом такая красотища и сам он еще хоть куда, удержать неумолимый бег… если бы он только мог.
Промелькнула еще неделя, и еще, и еще. Освальд по-прежнему чувствовал себя отлично, и Джек по- прежнему смешил публику, а Милдред по-прежнему не смеялась, и все текло своим чередом до самого субботнего утра, когда Пэтси, как обычно, пришла в лавку поиграть с Джеком. Одна щека у нее была красная, словно от хорошей оплеухи. Рой спросил ее, что случилось, но девочка отмолчалась. Батч, чуть ли не первый покупатель сегодня, не на шутку рассвирепел. Вся его тощая нескладная фигура пришла в движение. Он выскочил из магазина, ураганом в шесть футов четыре дюйма и сто двадцать восемь фунтов пронесся по улице и толчком распахнул дверь дома Френсис.
— Это уже не лезет ни в какие ворота!
— Что именно? — уточнила Френсис.
— Кто-то ударил Пэтси!
— Кто?
— Понятия не имею!
— Что, правда?
— Конечно, правда. У нее во всю щеку отпечаток чьей-то пятерни.
Днем состоялось срочное собрание членов эзотерического ордена тайного общества «Узор в Крупный Горошек». Вопрос на повестке дня стоял один: «Что делать?» В ходе длительного обсуждения Бетти Китчен высказала предположение, что Рой прав.
— Как тут вмешаешься? С этими людьми как бы не вышло хуже. Окрысятся, и все. Вы же их знаете.
— Голь перекатная, — сказала Милдред.
— Слова, не подобающие христианину, — возразила Френсис.
— Не подобающие, — подтвердила Милдред. — Но правдивые.
Не в бровь, а в глаз. Батча восхищал ее талант по части четких и ясных формулировок.
Френсис взяла быка за рога.
— Думаю, это дело «Крупных Горошинок». Давайте начнем с того, что предложим купить для девочки пристойную одежду. Конец зимы уже, а малышка бегает босая и в каких-то лохмотьях.
— Сколько средств в нашем «Солнечном» фонде? — спросила Бетти.
Френсис подошла к горке с набором соусников, подняла крышку у третьей посудины слева и вынула деньги. Их оказалось восемьдесят два доллара. Единогласно было решено потратить всю сумму на Пэтси, и Бетти двинулась дальше:
— Переходим к следующему вопросу. Кто и когда отправится к родственникам за разрешением?
— Возьмем ее с собой в Мобил и оденем с ног до головы безо всякого разрешения. Не хватало нам еще родственничков спрашивать, — фыркнула Милдред.
Френсис укоризненно покачала головой:
— Мы не можем взять ее с собой, Милдред. Нас сразу арестуют за похищение ребенка. Вряд ли кто-то хочет в тюрьме очутиться.
— Ты права. А сунешься к ним, так они на тебя собак спустят, — предупредила Дотти. — Или пристрелят.
— Это дело обоюдное, — сказал Батч, поглаживая костлявую руку. — Не только у них ружья есть.
— О господи! — простонала Френсис. — Нам только перестрелки недоставало.
— А если толпой пойти? — предложила Милдред.
Френсис покачала головой:
— Слишком уж грозно получится. Напугаются еще. Думаю, одному из нас надо наведаться к ним в гости. Этак по-соседски. Кто пойдет?
Батч поднял руку.
— Нет, Батч, только не ты. Это задача для женщины.
— Тогда я, — вызвалась Бетти Китчен. — Меня ни одному мужику не напугать. Пусть только попробует. Я уж ему покажу, где раки зимуют.
Дотти, прекрасно знавшая, что дипломатия — не самая сильная сторона Бетти, быстро предложила:
— Думаю, Френсис, стоит пойти тебе. Ты самая обаятельная, они тебя хоть на порог пустят…
