— Почему ты не даешь всем спать? — спросила она.

— Ты сбежала с мессы.

— Пока присутствуют демоны, там не может быть настоящей мессы, поэтому я не нарушила Христов закон литургии. А ты, отец, нарушил, потому что отслужил не настоящую литургию.

Как-то уж слишком мудрено для Терезии.

— Кто тебе сказал об этом?

— Фолькмар.

Семейство Бауэров в полном составе тоже покинуло церковь.

— А разве Бауэр богослов? Придешь ли ты к заутрене? — Ему никогда не приходилось еще задавать этот вопрос. Прежде его дочь посещала все три Христовы мессы.

— А они там будут?

Обычаи и церемонии деревни интересовали Скребуна, так же как и многих севших на мель паломников. Некоторые из них наверняка будут присутствовать со своими fotografiaи mikrofonai.

— Возможно.

Она помотала головой:

— Тогда я не должна. — Девушка захотела было закрыть дверь.

Дитрих выставил руку, чтобы помешать ей:

— Подожди. Если «во Христе нет уже иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского»,[157] как во имя Христа я могу препятствовать кому-то быть подле алтаря?

— Потому что, — ответила она простодушно, — эти демоны ни мужчины, ни женщины, ни греки, ни иудеи.

— Ты упрямая женщина!

Терезия захлопнула верхнюю створку.

— Ты должен отдохнуть перед утренней службой, — услышал он ее слова из-за двери.

Вернувшись в пасторат, Дитрих поделился своими заботами с Иоахимом и спросил, может ли он запретить крэнкам появляться на некоторых литургиях, чтобы Терезия и прочие могли их посещать.

— Простой ответ — нет, не можешь, — ответил монах. — И, как часто завещал Христос, простого ответа достаточно. Только схоласт отягощает себя подобной игрой словами. — Он перегнулся через стол и взял Дитриха за руку. — Нам выпала чудесная миссия, Дитрих. Сможем мы вырвать этих язычников из лап Сатаны и привести их к Господу, и Царство Небесное может быть не за горами. А когда настанет третья эпоха мира — эпоха Святого Духа — наши имена будут записаны золотыми буквами.

Но когда Дитрих прилег вздремнуть перед заутреней, он подумал, будет ли имя Терезии записано рядом с их именами?

Как это часто случается, страх порождает не только желание уединиться, но и враждебность. Терезия, прознав про особую чувствительность крэнков к холоду, бросала в них снежки, где бы с ними ни повстречалась.

— Конечно, холод беспокоит их, — сказала Терезия Дитриху. когда он упрекнул ее в этом. — Они привыкли к огням адовым.

Однажды ее ледяной снаряд больно ударил ребенка крэнков. После этого некоторые крэнки, зная, ЧТО ТОЛЬКО одного их вида достаточна, чтобы привести ее в исступление, в качестве небольшого возмездия стали отваживаться выходить на холод, лишь бы показаться под окнами ее дома. Барон Гроссвальд применил дисциплинарные меры в свеем духе к этим нарушителям — не из любви к Терезии Греш, а ради поддержания, хрупкого мира — и тепла, — который он черпал из расположения герра Манфреда.

Даже Иоахим был вынужден выразить свое разочарование:

— Если ты спросишь меня, кто в этой деревне сядет пред лицом Господа, — сказал он одним вечером, когда по своему обыкновению латал очередную прореху, — я бы назвал имя травницы. Лоренц сказал, что она была немой, когда пришла с тобой.

Подметавший пол Дитрих замер от нахлынувших внезапно воспоминаний:

— И потом еще два года. — Он бросил взгляд на висящее на стене распятие, на котором в муках изгибался Христос. За что, о Господи, ты покарал ее так? Иов, по крайней мере, был богатым и потому мог заслужить невзгоды, но Терезия была всего лишь ребенком, когда ты забрал все у нее. — Ее отец был господином в Эльзасе, — сказал он вслух, — и «кожаные руки» сожгли поместье, убили ее отца и братьев и надругались над ее матерью.

Иоахим перекрестился:

— Упокой Господи их души.

— Единственно за то, что они были богаты, — добавил многозначительно Дитрих. — Я не знаю, был ли ее отец жестоким властителем или добрым, были ли его помещичьи земли обширны или лишь клочком бедного рыцаря. Подобные различия ничего не значили для той армии. Безумие охватило их. Они почитали греховным весь класс, а не конкретного человека.

— Как ей удалось спастись? Не говори мне, что толпа!.. — Иоахим побледнел, его губы и пальцы задрожали.

— Был человек среди них, — вспомнил Дитрих, — который прозрел, но отчаялся покинуть их компанию. К тому же он был предводителем и не мог ускользнуть незамеченным. Поэтому он потребовал девчонку, как если бы хотел лечь с ней. К тому времени восстание было разгромлено. Они были ходячими трупами и безо всякого суда, а потому какое большее преступление можно было к этому прибавить? Остальные подумали, что он только забрал ребенка в какое-то уединенное место. К утру он уже был во многих лигах пути оттуда. — Дитрих погладил свои руки. — Именно от этого беззаконника девочка попала ко мне, и я привез ее сюда — в место, не затронутое безумием, где она могла обрести немного покоя.

— Благослови Бог этого человека, — перекрестился Иоахим.

Дитрих обернулся:

— Благослови Бог? — закричал он. — Он резал людей и приказывал резать другим. Божье благословление было далеко от него.

— Нет, — спокойно настаивал монах. — Оно всегда было рядом с ним. Он должен был только принять его.

Дитрих молчал.

— Трудно простить такого человека, — сказал он наконец, — какие бы благие намерения ни двигали им в итоге.

— Трудно людям, быть может, — парировал Иоахим, — но не Господу. Что стало с этим человеком потом? Схватил ли его герцог Эльзасский?

Дитрих отрицательно покачал головой:

— Никто не слышал о нем вот уже двенадцать лет.

Время между всенощной и Богоявлением было самым длинным праздником в году. Жители деревни уплачивали дополнительную подать, чтобы уставить праздничный стол господина, но были освобождены от всякой физической работы, а потому всех охватил дух праздника. На лужайке вновь была поставлена ель, увешанная флагами и украшениями, и даже в самом скромном доме нашлось место остролисту, ели или мистели.[158]

В увеселениях не участвовали только крэнки. Слишком буквальный перевод пришествиям язык крэнков заставил потерпевших кораблекрушение путешественников ожидать подлинного явления давно обещанного господина-с-неба, а потому их разочарование было горьким. Хотя Дитриха и радовало то, что странники так ждут наступления Царства Небесного, он предостерег Ганса от наивного буквализма.

— Спустя тринадцать столетии после того, как Христос вознесся, — объяснял Дитрих после поминальной мессы в честь св. Себастьяна,[159] когда Ганс помогал ему чистить священные сосуды, — его последователи так же думали, что вскоре он вернется, но они