концов, не могла же Шерон просто снести эти стены?
Не могла, ведь так?
Никогда не стоит недооценивать решительно настроенную женщину. В ее руках вселенные становятся довольно хрупкими.
— ЦЕРН[252] может выделить мне время примерно через четыре месяца, — объявила Шерон Тому неделю спустя, хлопнув дверью, весьма довольная собой. — То есть они высидят мне цыплят, если я снесу им яйца.
Том кивнул, решив, что такой жест вызовет правильную реакцию. Он сидел за рабочим столом, читая копию манориальных отчетов Оберхохвальда, которую я отправил ему из Фрайбурга. В них недоставало многих страниц, и они обрывались за несколько лет до того самого момента; но, кто знает, где может таиться золото?
— Это пока все предварительно, конечно, — продолжила она. — ЦЕРН не может вернуться во времени достаточно далеко.
Он хотел кивнуть и на это тоже, но фраза явно требовала большей реакции.
— То есть?
— По-настоящему большие ускорители воссоздают условия, которые существовали через несколько секунд после Большого взрыва. Мы можем засунуть нос в шар и увидеть мир, в котором секунды были длиннее, а километры короче.
— И это поможет в?..
— Хронотация. Мне нужно подтвердить ее существование. А я не могу, пока мыслю настоящим, где все силы заморожены. Понимаешь, пятая сила опрокидывает парадигму. Силы классифицировались по двум осям: сильные — слабые и большого радиуса действия — малого радиуса действия. План казался настолько четким, все считали, что их может существовать только четыре.
— Эй, похоже на четыре элемента по Аристотелю, о которых мне рассказывала Джуди. У него друг другу противостояли теплое — холодное и влажное — сухое. Соединение теплого и сухого давало огонь…
В квартире жили только двое. Как Джуди удалось сюда протиснуться?
— Сейчас не Средние века, — огрызнулась Шерон. — А мы — не пленники суеверий!
— Чего? — переспросил Том, не понимая столь бурной реакции.
Шерон поставила портфель на рабочий стол, открыла его, замерев на мгновение, с отсутствующим видом уставившись на бумаги внутри. Спустя какое-то время клиолог спросил:
— Ну и какая сила, гм, самая сильная и имеет большой радиус действия?
Она взяла блокнот, обернулась с рассеянным видом и ответила:
— Электромагнетизм. А слабая с большим радиусом — гравитация.
— Может, я толстею, но по мне гравитацию трудно назвать хиленькой.
— Да, но тебе нужна целая планета, чтобы почувствовать ее, верно?
Том засмеялся:
— Хорошо. Гол в мои ворота.
— Малым радиусом характеризуются сильные и слабые ядерные взаимодействия.
— Подожди, — сказал Том. — Я сам догадаюсь, какая из них сильная.
Шерон швырнула блокнот на стол. Она ничего не сказала, но ее молчание прозвучало громче сердитых слов.
— Хорошо-хорошо. Так как хронотация входит в эту схему? — спросил ее Том.
— Она заново определяет границы. Большой и малый радиусы применимы только для трех пространственных координат. Остальные силы могут распространяться по скрытым измерениям. Понимаешь, силы искривляют пространство. Эйнштейн доказал, что гравитация — это искривление, вызванное существованием материи. Я имею в виду, Земля вращается вокруг Солнца, верно?
Том последнее время не вылезал из средневековых документов, и этот вопрос показался ему странно противоречащим фактам. Земля находилась в центре, а Солнце вращалось на четвертом небе. Отсутствие заметного смещения неподвижных звезд развенчало гелиоцентризм столетия назад. Но теперь он знал, как избегать «всезнайских» ответов, и если бы чаще помнил об этом, то его жизнь стала бы намного легче.
— Правильно…
— Так
Том был не дурак. Он знал, когда его кормили с ложечки ответами, потому воззрился на настольную лампу, пытаясь представить, что это в действительности искривление пространства.
— Но чтобы это заработало, Калуце и Кляйну пришлось добавить Вселенной несколько дополнительных измерений. Затем мы открыли ядерные силы и попытались создать модели деформации для них. Когда дым наконец рассеялся, у нас на руках оказалось одиннадцать измерений.
У Тома отвисла челюсть.
— Эти измерения не более воображаемые, чем «силовые поля» Ньютона. Их не с потолка взяли. Определенные законы симметрии…
Том поднял руки:
— Хорошо-хорошо. Я сдаюсь.
Он вовсе не собирался сдаваться, и Шерон знала это.
— А давай без снисходительности! Это физика. Это
Она допустила серьезную ошибку, и дело было даже не в фактах. То, что случилось с людьми, может быть намного важней, чем происходящее с физическими теориями. Но эти слова оказались дурными и с частной точки зрения. Шерон породила искривление в личном пространстве, и сила эта отталкивала.
Том поднялся:
— Мне надо сходить в библиотеку. У меня встреча с Джуди.
— Еще немного Эйфельхайма? — спросила Шерон, не поворачивая головы. Но смысл вопроса коренился не в этих трех словах. Английский и впрямь тоновый язык — если вы различаете интонации.
Шерон не ответила. Он вытащил распечатки и запихал их в сумку, в которой носил ноутбук. Джуди казалась хорошенькой, особенно при нынешней моде на здоровых, активных и инициативных женщин. Не потому ли Том нашел ее привлекательной? Почему так допытывался про Эрнандо?
— Ты мне действительно нравишься. Том перекинул сумку через плечо:
— Хорошо бы, ты говорила мне об этом время от времени.
— Это непреложный факт, как гравитация. О нем не нужно постоянно напоминать.
Он серьезно посмотрел на нее:
— Напротив. Особенно когда стоишь у обрыва.
Она посмотрела в сторону, возможно ожидая увидеть пропасть. Том подождал какое-то время, но так ничего и не услышал в ответ и пошел к двери. Уже на выходе бросил взгляд назад, но Шерон даже не пошевелилась.