— Очень милая школа, — сказала Рената, — но вряд ли она в состоянии вместить всех учеников, которых я видела в поселке.

— Ученики пятых — восьмых классов ездят в школу в соседнее село.

— А почему здесь не построили большей школы?

Этого Манфред не знал. Не смог он ответить на вопрос Ренаты и тогда, когда они зашли в продовольственный магазин, где оказалось полным-полно покупателей, в основном женщины. Они бойко разговаривали, шутили и смеялись. Однако, едва увидев Манфреда с Ренатой, они, словно по команде, замолкли, внимательно оглядели их с ног до головы, а потом тихо зашептались, делясь, по-видимому, впечатлениями.

Рената сразу же потащила Манфреда из магазина, спросив с удивлением:

— Неужели они все не работают?

— А где же им работать? — вопросом на вопрос ответил Манфред.

— Эх ты, наивный!

Возвращаясь домой, Рената никак не могла забыть женщин, которые с любопытством разглядывали ее, а потом о чем-то перешептывались.

До отъезда Ренаты Манфред успел показать ей Дом культуры, построенный неподалеку от военного городка, а затем и свою комнату в общежитии для холостых офицеров.

Затем они съездили в Торгелов. Бродя по узеньким улочкам маленького городка, Рената чувствовала себя намного лучше, чем в Бергхайде. И хотя это был далеко не Дрезден, но все-таки в этом городе, со множеством магазинов, оживленным уличным движением и большим количеством людей, на них никто не обращал ни малейшего внимания.

На обратном пути Рената всю дорогу молчала. Вспоминала Дрезден, город городов, в котором она прожила всю жизнь. Она видела Дрезден в ранах, нанесенных войной, помогала городу залечивать их, и теперь он стал еще краше.

Чем ближе они подъезжали к Бергхайде, тем беспокойнее становилась Рената.

Глядя на нее, Манфред растерянно улыбался. «Уж теперь-то, побывав в Бергхайде, Рената наверняка примет решение», — думал он, но спросить ее не решался, понимая, что у Ренаты большие запросы к жизни, а маленький поселок Бергхайде так мало может дать ей.

Молча они шли по безлюдной улочке к дому майора Хута. Взявшись за руки, они переплели пальцы и шли, прижавшись друг к другу. Рената старалась идти в ногу с Манфредом, который делал широкие шаги, Заметив это, он пошел медленнее, чтобы ей было легче.

— Мой Великан!

— Моя Тучка!

На улицах шумели детишки, они стайками носились вокруг деревянных домиков с пестрыми ставнями. Дома стояли стройными рядами, как солдаты на параде. Только палисадники перед домиками и заборчиками в какой-то мере говорили об индивидуальности хозяев. Рассматривая эти палисадники, Рената пыталась угадать, что представляют из себя их владельцы. Это была своеобразная игра, которая в другое время развеселила бы и ее и Манфреда, но сейчас оба лишь натянуто улыбались.

После обеда они не знали, чем заняться. Немного отдохнули, почитали, затем взялись разгадывать кроссворд. Однако ничто не могло отвлечь их от мыслей, которые мучили обоих.

Фрау Хут сидела и проверяла тетрадки с сочинениями, а потом пошла навестить некоторых учеников, чтобы поговорить с их родителями.

Манфред ждал решения Ренаты, а она ждала, что он потребует наконец от нее ответа. Все остальное было для них второстепенным. Они почти не говорили друг с другом, а когда их взгляды случайно встречались, оба как-то неестественно улыбались. К вечеру решение созрело у обоих.

Манфред не хотел больше мучить свою Тучку. Он смирился с тем, что она уедет в Дрезден, а он навестит ее во время отпуска.

Рената тоже решила больше не мучить своего Великана. Она боялась смотреть в его глаза, потому что в них застыла такая печаль, что ей хотелось плакать. Она уже была согласна ради него уехать из родного Дрездена. Отказаться от всего: и от города, и от его реки, и от знаменитого зоопарка, и от друзей, и от своей школы, и от детей, которых она учила. Нет, об этом лучше и не думать. Отказаться от всего этого, и только ради него одного?!

Они старались не вздыхать, пытались улыбаться. Однако ни он, ни она почему-то не высказывали своего решения. Сидели на кушетке, понурив головы, и молчали.

На улице снова пошел дождь. Сгущались сумерки. Ветер выдувал из печных труб яркие искры, и они гасли на лету.

«Точно так же гаснет и мое сопротивление ему, — думала Рената. — Исчезает без следов, без результата».

Снаружи послышался какой-то стук и женский крик. Рената выбежала из дома.

На лестнице, ведущей с веранды, лежала фрау Хут: она поскользнулась на мокрых ступеньках и упала.

Рената осторожно ввела ее в комнату. Фрау Хут побледнела от страха, губы ее сжались, щеки как-то сразу ввалились. Рената помогла ей лечь на диван, не зная, что делать дальше.

Фрау Хут осторожно гладила себе живот. Неожиданно в комнату вбежали дети, все четверо, притихшие и испуганные. Прежде чем Рената успела что- нибудь сообразить, старшая сестра вытолкала младших из комнаты. Все вышли молча, и только самый маленький заплакал и жалобно позвал:

— Ма-ма-а… Ма… ма-а! — Затих он только в кухне.

На цыпочках в комнату вошел Манфред. Его беспомощный вид сразу же оживил Ренату. Она тут же послала Манфреда за одеялом и за водой.

Рената осторожно присела возле фрау Хут на краешек дивана.

«А что будет со мной, если и у меня будет ребенок?» — подумала Рената, взяв в свои руки узкую холодную руку фрау Хут с чернильными пятнами на пальцах. Осторожно вытерла пот, выступивший на лбу женщины.

Когда Манфред принес кувшин с водой, фрау Хут жестом руки попросила его выйти.

— Спасибо, — вымолвила она. — Уже прошло, кажется. — Она осторожно села на диване.

На лестнице, ведущей в детскую комнату, послышались шаги. Фрау Хут прислушалась, и в тот же миг по ее лицу скользнула слабая улыбка. Рената пошла к Манфреду, взяла у него ключ и вышла в кухню. Стол там оказался пустым и чистым. Как и вчера, приятно пахло крепким чаем. Детские вещи в полном порядке лежали на стульях.

Фрау Хут очень скоро оправилась от испуга и принялась за хозяйство. Когда муж вернулся домой, все страхи были уже позади. Она занялась приготовлением ужина, и муж помогал ей.

Майор с озабоченным видом наблюдал за каждым движением жены, и хотя фрау Хут была так же проворна, как всегда, муж все не мог успокоиться.

Рената сразу заметила волнение майора. Она видела, как у него дрожали руки, когда он разливал чай по чашкам. Очень часто он украдкой поглядывал на часы, как-то торопливо ел и даже чуть-чуть забрызгал китель, который почему-то не снял. В форме он выглядел намного строже, чем в гражданском костюме. Складка на переносице стала еще глубже, а уголки губ опустились вниз, чего вчера Рената не заметила.

Ели молча, что удручающе подействовало на Ренату. Она шумно размешивала сахар в чашке.

— Ваши дети совсем самостоятельные, — сказала она, чтобы хоть как-то нарушить тягостное молчание.

Фрау Хут молча кивнула.

Майор, словно отвечая на свои мысли, сказал, прикрыв глаза:

— Семья, фрау Грапентин, играет главную роль.

После еды он поставил на стол бокалы и наполнил их вином. Себе он не налил. Когда Манфред и Рената запротестовали, сказав, что одни они пить не станут, майор сначала взглянул на часы, а уж потом взял и себе бокал, но наполнил его только наполовину. Безо всякого перехода он спросил:

— Фрау Грапентин, какое впечатление произвел на вас наш поселок? — Проговорил он это скороговоркой, отчего вопрос прозвучал у него слишком строго.

Рената молчала. Такое беспардонное вмешательство майора в личную жизнь злило ее: ведь она не являлась его подчиненной. Понятно еще, если бы об этом спросил Манфред.

Хут явно нервничал и спешил.

— Молчание — тоже своеобразный ответ на вопрос, — проговорил он.

Жена майора попыталась хоть немного смягчить высказывание мужа теплой, чуть виноватой улыбкой.

Манфред с облегчением вздохнул, когда Рената наконец заговорила. Он видел, как правый уголок ее рта несколько опустился, что придало лицу Ренаты насмешливое выражение, к тому же она еще немного прижмурила правый глаз.

Манфред знал, что сейчас его милая Тучка начнет метать молнии. Откинувшись на спинку кресла, он несколько пододвинулся к Ренате.

— Ваш поселок, товарищ майор, мне не понравился. А вы лично мое впечатление о нем можете только ухудшить.

Колкость Ренаты попала в цель. Майор на секунду отвел от нее глаза, а затем, качая головой, рассмеялся:

— Я, разумеется, добивался противоположного. Рената решила по горячим следам закрепить свой успех:

— Господин Хут вчера мне был более симпатичен, чем сегодня майор Хут. Однако вернемся к сути дела. Вы знаете Дрезден, об остальном мне можно уже не говорить.

Пока майор готовился к ответу, заговорила его жена:

— А вы знаете Лейпциг? Десять лет назад я променяла его на Бергхайде. Но вы не представляете себе, как тогда выглядело это место. — Она бросила взгляд на Ренату и повторила: — Да, не представляете себе! Пустое место, строительная площадка, кучи кирпича, извести, доски, несколько бараков, один- единственный киоск, где можно было купить кое-что из продовольствия, и кругом солдаты, одни только солдаты. И несколько детей. Я учила этих детишек в бараке, где была столовая для рабочих. Сколько раз я была близка к тому, чтобы все бросить и уехать! Но меня удерживали дети. Потом я и сама родила ребенка. Родила уже в этом домике, в соседней комнате. На простой солдатской койке. Обязанности акушерки выполняли мой муж и совсем еще молоденькая медсестра. — Фрау Хут выпрямилась. Муж ласково погладил ее по руке.

Рената прониклась уважением к этой мужественной женщине. Однако это не сделало для Ренаты более симпатичным поселок. С вниманием она слушала рассказ учительницы.

— Разумеется, Бергхайде нельзя сравнивать ни с Лейпцигом, ни с Дрезденом. Здесь много трудностей, слишком много. Зимой мы никак не можем натопить свой домик, а летом изнываем от жары. Здесь нет хороших магазинов. Школа маленькая, не хватает детских садов и яслей. Мало учителей. Я сама