Дальше Вернер уже не слушал. Правой рукой он ударил Баумана по губам, а левой прямо в глаз.
— Вот тебе за сегодняшнюю девушку и за Герду тоже!
Бауман мешком свалился на пол, ударившись головой о койку. Потом медленно поднялся с пола, рукой вытер кровь с губ и, не сказав ни слова, вышел из комнаты.
Солдаты, еще не успевшие заснуть, приподнявшись на кроватях, смотрели ему вслед.
На следующее утро Бауман ходил с пластырем на затылке, в левом уголке губ засохла ранка, а под глазом синел кровоподтек.
«Это обойдется Хауку дорого, — решил Бауман, посмотрев на себя в зеркало. — Тем более что он ударил меня первым».
После утренней поверки Бауман доложил о случившемся Брауэру, который сначала даже не поверил своим ушам. Выслушав Баумана еще раз, офицер приказал позвать к нему Хаука.
Бауман торжествовал, надеясь, что командир строго накажет Хаука. За завтраком Бауман даже не смотрел в сторону Вернера, но в душе его росло злорадство.
После обеда их обоих снова вызвали к Брауэру.
Бауман весь сгорал от любопытства.
По требованию командира взвода Хаук попросил у Баумана прощения и пообещал в будущем вести себя по-товарищески. На этом инцидент был исчерпан.
«Не может быть!.. — В душе Баумана поднялась волна протеста. — Домашний арест?! Да разве это наказание!» От возмущения он даже не расслышал, что говорил ему унтер-лейтенант.
Во время пребывания в Картоне Вернер не раз намеревался поговорить по душам с ребятами из расчета, но так и не нашел для этого времени. А когда выдавалась свободная минутка, оказывалось, что не все солдаты были на месте.
Во время работы отошли куда-то на задний план учебные заботы, регулярно проводились только политзанятия.
У Хаука язык не поворачивался напомнить солдатам о том, что они взяли обязательство бороться за звание отличного расчета. К тому же он влюбился в Герду, а солдаты это заметили, что еще больше сдерживало его. Но уже в первый день занятий Хаук понял, что заблуждался: время, проведенное в Картове, сплотило солдат лучше всяких бесед и занятий, и отпала необходимость читать солдатам нравоучения.
Вернер сел писать письмо Герде. Написал первые строчки и задумался, охваченный воспоминаниями. Особенно памятной была последняя встреча.
Неделю назад он, получив увольнение, поехал в Картов. Остановился у Шихтенберга. В субботу утром он помог Герде на ферме, и, когда она освободилась, они бродили по лугу, зашли в лес, сели на поваленное бурей дерево и долго разговаривали. В тот день они не разлучались ни на минуту.
Воспоминания о Герде пьянили Вернера, как вино. Он решил жениться на Герде в этом же году, сразу после демобилизации. Жить они будут в Картове. У них родится ребенок, потом еще один… мальчики. Вернер всегда относился с уважением к женщинам в положении. А уж Герду-то он будет просто на руках носить.
Вернер подошел к окну. В этот момент в дверь постучали. Вошел Бюргер.
— Здравствуйте, товарищ унтер-офицер!
Вернер подал ему руку. Они сели.
— Я к вам с просьбой, товарищ унтер-офицер.
— Слушаю вас.
Бюргер достал из кармана письмо, положил его на стол и придвинул свой стул поближе к Хауку.
— Вы, наверное, знаете, что в Картове я познакомился с Гертрудой. И вот я получил от нее письмо. Прочтите его, пожалуйста! — смущенно попросил солдат.
— Когда вы получили это письмо?
— Неделю назад.
Хаук развернул лист.
«Мой милый Артур!
Все время меня мучает мысль, не забыл ли ты меня. А если не забыл, то почему от тебя нет никаких вестей?..
Мы уже давно перевели своих коров в открытый хлев. Работы у нас много, но мы справляемся, У нас уже создана комсомольская организация. Быть может, ты мне напишешь? Я все время вспоминаю то время, когда ты был здесь. Напиши, как живешь? Быть может, ты смог бы приехать? Я уже рассказывала о тебе дома, и никто слова против не сказал. Очень прошу тебя, дорогой Артур, напиши мне и скорее приезжай.
Я тебя очень люблю и жду.
Твоя Гертруда».
Вернер вернул письмо Бюргеру, который тихо сказал:
— Я сначала думал, что не нравлюсь ей, а теперь она пишет, что любит меня. Она очень хорошая девушка, добрая такая, правда?
Вернер кивнул в знак согласия.
— Я хочу ей написать, а вот писать-то грамотно не умею, читаю и то не ахти как…
«Сколько лет после окончания войны прошло, а еще есть и такие люди», — подумал Вернер, а вслух сказал:
— Тогда мы сейчас же с вами напишем ей письмо. Бумага у вас есть?
Бюргер кивнул и подал Хауку лист бумаги.
— Вы диктуйте, а я буду писать.
Бюргер подпер голову руками и, сосредоточенно нахмурившись, произнес:
— Моя дорогая Гертруда! — И уставился на Хаука, пока тот не закивал в знак одобрения головой.
Когда письмо было написано, Хаук прочел его вслух и отдал Бюргеру.
— Спасибо, товарищ унтер-офицер, — поблагодарил солдат. — Если бы я мог научиться так писать, но уже поздно…
— Никогда не поздно, товарищ Бюргер. Если вы хотите, мы с вами можем заниматься каждую неделю. Я вам помогу.
— Да?! — обрадовался солдат и, положив письмо на стол, добавил: — Тогда давайте сейчас и начнем!
В понедельник артиллерийские расчеты занимались на местности. Унтер-офицер Бауман вел свой расчет через холм в направлении леса. На занятия он вышел голодным, потому что вернулся в казарму незадолго до подъема и не успел позавтракать. Выстроив расчет в одну шеренгу, он крикнул:
— Не разговаривать в строю!
Бауману явно было не по себе. «И как только Брауэр додумался в понедельник утром проводить занятия на местности, когда в воскресенье многие солдаты были в увольнении!» — недовольно думал Бауман. Правда, просматривая план-конспект Баумана, командир взвода похвалил его. Это, конечно, приятно. Бауман лениво зевнул, вспомнил, что ему предстоит сначала провести занятие на тему «Ориентирование на местности», а затем — по отработке приемов преодоления препятствий.
Солдаты тихо переговаривались между собой.
— Придется ползти по-пластунски, — прошептал Эрдман.
— Как будто нам, артиллеристам, это когда-нибудь понадобится!
— Я еще никогда не ползал, — признался кто-то.
— Запомни, если мы полчаса будем ползти вот в том направлении, то как раз приползем в пивную, — сказал Эрдман, чем очень насмешил всех.
— Тихо, в строю все-таки находитесь! — сердито прикрикнул на солдат Бауман.
Пригревало солнце. «Хорошо бы сейчас завалиться где-нибудь в траве да хорошенько выспаться!» — думал Бауман.
Когда расчет достиг опушки леса, Бауман на минуту остановился, прислонился к дереву и, закрыв глаза, вздохнул: «Эх, поспать бы сейчас часика четыре! Солдаты и сами неплохо умеют ориентироваться на местности».
Отойдя от дерева, он остановил расчет и сказал:
— Товарищи, сегодня у нас занятие по ориентированию на местности и преодолению препятствий. Мы и тем и другим не раз занимались раньше. Я не собираюсь напоминать вам о том, насколько необходимо солдату уметь ориентироваться и преодолевать различные препятствия, встречающиеся на местности. Вы это и так понимаете. Сейчас я проведу короткий опрос в целях повторения. Если окажется, что кто-то из вас не знает этого вопроса теоретически, тогда мы проведем практическое занятие, если же таких товарищей не окажется, тогда ограничимся коротким опросом. — Бауман усмехнулся, поймав хитрый взгляд Эрдмана.
Разрешив расчету сесть на траву, Бауман начал задавать солдатам вопросы. Все отвечали довольно бойко. И лишь заряжающий Рост немного запинался в своих ответах, но ему умело подсказывал Эрдман.
Все получилось так, как и задумал Бауман. Он был доволен.
— Товарищи, я поражен вашими глубокими знаниями. Сейчас я вас распущу, но с условием, что вы далеко не уйдете и будете соблюдать тишину. Товарищ Эрдман, вы меня предупредите, если сюда подойдет кто-нибудь из начальства.
— Все будет в полном порядке, товарищ унтер-офицер! — обрадовался Эрдман. — Мы выставим наблюдателей, а уж они нас не подведут.
Бауман отошел в сторону и улегся в густую траву под раскидистым кустом. Через минуту он уже крепко спал.
Когда пришло время вести расчет в казарму на обед, Бауман уже выспался и чувствовал себя хорошо. Унтер-офицер не боялся, что солдаты могут его выдать. Беспокоило его только то, что унтер-лейтенант Брауэр хорошо знал маршрут и мог их незаметно проконтролировать.
Они шли по пыльной дороге, и Бауман со стороны заметил, что вид у солдат отнюдь не усталый, обмундирование не помятое, руки и те чистые. Никто, конечно, не поверит, что эти солдаты четыре часа прозанимались на местности.
Когда в небе показался самолет, Бауман крикнул: