им… — размечтался он.
— Я знаю… я знаю… — заерзал на стуле толстяк Штелинг. — Нам нужно взять шефство над кооперативом. Для вредителей это послужит предупреждением!
— Идея хорошая! — подхватил Лахман. — И сделать это нужно как можно быстрее!
— Товарищи, мне такое предложение нравится! — обрадовался Хаук. — Вы, товарищ Штелинг, посоветуйтесь по данному вопросу в комсомольском бюро, а вы, товарищ Гертель, напишите статью в стенгазету!
— Охотно напишу! — согласился Гертель.
— Товарищи, мы все обсудим и решим в перерыве, — сказал в заключение Хаук.
Но поговорить с солдатами во время перерыва между занятиями Хауку не удалось, нужно было быстро переодеться и успеть построиться на плацу.
Когда расчет построился, Хаук крикнул:
— Прекратить разговоры!
— И это называется перерыв?! Каким уставом он предусмотрен? Никаким!
Хаук узнал голос Шрайера.
— Я, кажется, не разрешил разговаривать в строю и тем более открывать дебаты. Смирно! Шагом марш!
Расчет направился в казарму. Разобрав оружие из пирамиды, солдаты бегом бросились на плац, объявленный местом построения.
«План занятий составлен не совсем удачно, — подумал Хаук на бегу. — Солдатам совсем не остается времени для перекура. Нужно будет внести в план кое-какие изменения».
То, что произошло позднее, подтвердило необходимость изменения плана. Но сделать это оказалось не так-то просто.
Уже полчаса шли занятия по стрельбе на ящике с песком. Солнце палило нещадно, и пот бежал по солдатским лицам.
Все, что объяснял солдатам унтер-офицер Хаук, было им не ново, и потому они слушали его объяснения без особого внимания. И вдруг Хаук почувствовал запах дыма.
— Что такое? — удивленно спросил Хаук. — Кто курит?
Шрайер каблуком раздавил окурок и сказал:
— Товарищ унтер-офицер, я курил.
— Вы курили? На занятии?
— Да, я курил у вас на занятии…
— Мы поговорим об этом позже.
— Я только два раза курнул. В перерыве не успел, а на бегу я курить не умею…
Когда расчет собрался в учебном классе, Хаук сказал:
— Товарищи, если дела у нас и дальше так пойдут, то мы с вами окажемся на первом месте по нарушениям. То вы критикуете учебный план, то курите на занятиях. Такого у нас еще никогда не было. Курить на занятии, подумать только!.. Что вы можете сказать на это, товарищ Шрайер?
Шрайер встал:
— Мы все время куда-то бежим, торопимся, а нормальных перерывов нет, некогда даже выкурить сигарету. — Он оглядел товарищей. — Спросите у остальных, они тоже недовольны…
— Сейчас мы говорим не обо всех, а о вас лично, товарищ Шрайер!
— Шрайер, конечно, прав, нужно пересмотреть план, чтобы и перерывы у нас были, — поддержал кто-то Шрайера.
— Вот видите, расчет согласен с моим мнением.
Лахман повернулся к Шрайеру:
— Ты всегда выскакиваешь, хочешь выделиться, а кое-кто тебе поддакивает. Так дальше продолжаться не может!
— А ты возьми и напиши обо всем в стенгазету, — проговорил Дальке.
— Да, напиши, а мы все подпишемся под статьей. Лично я подпишусь, — уточнил Штелинг.
Хаук задумался: «Шрайера, разумеется, нужно наказать, но вопрос с перерывами давно пора уладить. Хотя вряд ли об этом следует писать в стенгазету… Вряд ли…»
— Нет, этого мы делать не станем. — Лахман стукнул кулаком по столу. — Учебный план для нас — это приказ, а приказы, как правило, не обсуждаются. Тем более в стенной газете… Вот вы все время твердите: перерыв, перерыв… — Он перевел дыхание. — А я считаю, что нужно прежде всего повысить дисциплину на занятиях, тогда они вовремя будут заканчиваться. Я согласен, что нужно что-то делать, но только не так… — Лахман бросил взгляд на Хаука, словно желая сказать ему: «Я тебя поддержал, теперь уж ты сам выпутывайся как знаешь».
— Товарищи, я думаю, Лахман совершенно прав: нам нужно повысить дисциплину на занятиях, тогда не придется жаловаться: мол, перерывы короткие. Я, конечно, поговорю с унтер-лейтенантом Брауэром.
В тот же день у Брауэра состоялся разговор с обер-лейтенантом Кастерихом. Командир старался сохранить спокойствие и потому говорил особенно тихо:
— Я уже не первый год занимаюсь планированием, и голова у меня, кажется, на плечах есть. До сих пор никто из солдат не имел никаких возражений против моих планов. И вдруг солдаты первого расчета нашли, видите ли, недостатки.
— Не волнуйтесь, товарищ обер-лейтенант, солдаты и сами поняли, что они не имеют права обсуждать план. Я смогу их убедить, солдаты у нас сознательные. Они и сами поняли, что нужно поднять дисциплину на занятиях…
— Я не потерплю на батарее никакого самоуправства! Приказ есть приказ, его выполнять надо, а не обсуждать. Я довольно долго служу в армии и знаю, как нужно планировать занятия. Видите ли…
— А вы сейчас очень похожи на майора Глогера.
— При чем тут Глогер? Я вас не понимаю!
— У меня с ним состоялся почти такой же разговор перед стрельбами.
— Я не могу пойти на уступки подчиненным. Если я уступлю им сегодня, завтра они потребуют большего.
— У меня сложилось впечатление, что солдаты последнее время неважно учились. Но вы, кажется, не очень-то доверяете им. На следующей неделе мы проведем партийное собрание. Вопрос, который мы будем обсуждать, интересует и других товарищей. Мне бы хотелось, товарищ Кастерих, чтобы вы выступили на этом собрании и коротко рассказали о единоначалии в армии. — Унтер-лейтенант Брауэр усмехнулся, чем еще больше разозлил Кастериха, который крепко сжал зубы и вместо ответа только кивнул.
— Я так и знал, что этим все кончится, — заметил Дальке, когда вечером унтер-офицер Хаук рассказал солдатам о результате разговора с командиром.
Слухи о затеянном первым расчетом разговоре дошли и до других расчетов, однако никто не верил в успех затеянного, а некоторые даже злорадствовали.
Хаук сидел за столом в спальной комнате. Вокруг него толпились солдаты.
— Головой стену не прошибешь, сколько ни старайся! — заметил кто-то.
— Стоило ли весь сыр-бор затевать попусту? — засмеялся Дальке.
— Товарищи, я думаю, дело вот в чем, — произнес Лахман. — Обер-лейтенант Кастерих не понял, чего мы хотим, поэтому нам надо еще раз поговорить с ним. Ведь все мы убеждены, что план занятий можно улучшить. Парторганизация поддержит нас. Быть может, мы просто неубедительно изложили свои доводы. Ведь речь-то, по сути дела, идет вовсе не о перерывах, а о достижениях батареи. Если нам чего удастся добиться, за нами потянутся и другие расчеты. Я предлагаю пригласить к нам обер-лейтенанта Кастериха и еще раз поговорить с ним. Нам не следует так просто отступать…
— В этом я не согласен с вами, товарищ Лахман, — сказал Хаук.
Все сразу притихли.
— Слушай! — Дальке локтем толкнул соседа.
— Я не согласен, хотя в принципе вы правы, — продолжал унтер-офицер. — Не надо приглашать обер-лейтенанта. Давайте поручим товарищу Штелингу изложить наше предложение на заседании комсомольского бюро. Обер-лейтенант Кастерих — комсомолец и на заседании будет обязательно. Можно пригласить еще некоторых товарищей. Думаю, что только так нам удастся достигнуть своей цели.
— Хорошо, я согласен, — сказал Штелинг, — Вот увидите, я все сделаю…
— Правильно, сделаешь! — Дальке дружески похлопал Штелинга по плечу.
Когда Хаук выходил из спальни, к нему подошел Бауман.
— Я хотел бы тебя предостеречь, — сказал он. — Не забывай, что мы здесь не в кооперативе находимся, а в армии. Учебный план для нас равносилен приказу, а приказы, как известно, не обсуждают. На месте Кастериха я не стал бы с вами и разговаривать. Он и без вас знает, что ему следует делать, потому что несет ответственность за свои действия.
— Армия действительно не кооператив, но не в этом дело. Я прекрасно знаю, где мы находимся, и именно потому хочу, чтобы наша служба стала еще лучше. Нам радоваться надо, когда рядовые вносят такие толковые предложения. И незачем меня предостерегать. Речь идет о нашей подготовке. Мы хотим, чтобы она стала лучше. К тому же я вовсе не боюсь, что это может не понравиться командиру батареи: ведь цель-то у нас общая.
Бауман пожал плечами. Он не был согласен с товарищем.
— Посмотрим, что из этого получится, — сказал обер-лейтенант Кастерих Брауэру, когда они возвращались домой после заседания комсомольского бюро. — Я внимательно слушал все выступления товарищей. Вообще-то они, конечно, правы… Короче говоря, посмотрим…
Некоторое время они шли молча.
