огневые позиции без тягачей, на руках, понятно?
Все варианты продумал ночью командир батареи обер-лейтенант Экснер, однако вот до такого он никак додуматься не мог. Тащить два километра по бездорожью гаубицы на себе — дело далеко не легкое, тем более утром, когда впереди еще целый день напряженной работы.
— Сейчас шесть тридцать, — сказал командир полка. — Через пятнадцать минут начать движение. К восьми занять огневые позиции на окраине села, а к одиннадцати — овладеть южной окраиной населенного пункта. Наблюдательный пункт разместится на высотке «Банан».
— Слушаюсь! — козырнул Экснер и записал кое-какие данные себе на карту.
Через минуту он собрал возле себя офицеров и унтер-офицеров батареи, чтобы поставить им боевую задачу. Командир батареи заметил на лицах некоторых из них смятение и даже испуг. Что ж, иного он и не ожидал! Увидев выражение озабоченности на лице Каргера, Экснер невольно вспомнил слова унтер-лейтенанта о том, что командиру батареи еще придется познакомиться с неудачами. И вот теперь эти неудачи здесь, совсем рядом, так как тащить орудия на себе — не шутка, и вряд ли тут можно рассчитывать на удачу.
Экснер сунул карту в карман. Времени для раздумий не было.
— Выполняйте! — приказал Экснер.
Все разошлись по своим местам, думая, как лучше выполнить только что полученный приказ, как правильнее распределить силы. Особенно озабоченными казались Грасе, Кат и Каргер, которым командир батареи поручил самую тяжелую работу. Остальные командиры сломя голову бросились к своим орудиям, будто успех выполнения приказа зависел от того, как быстро они подбегут к своим гаубицам.
— Как часто личному составу батареи приходилось выполнять подобные задачи? — спросил командир полка. Трудно было понять, к кому именно адресовал он этот вопрос: то ли к Экснеру, то ли к Петеру. — И когда такая задача ставилась в последний раз?
Петер и Экснер ничего не ответили.
— Судя по выражению лиц ваших артиллеристов, — как ни в чем не бывало продолжал майор Харкус, — такое было, видимо, давным-давно.
И опять ни командир дивизиона, ни командир батареи ни слова не сказали Харкусу.
В этот момент к Харкусу подошел водитель и сказал, что завтрак готов.
И действительно, на радиаторе машины уже лежали бутерброды и стояли термосы с горячим чаем.
Откусив большой кусок от бутерброда, Харкус неожиданно спросил водителя:
— Как долго вы меня еще будете возить?
Древс только засмеялся в ответ.
— Об этом мне самому не мешает как следует подумать, — заметил майор, продолжая есть.
Грасе не боялся марша. Он коротко объяснил солдатам расчета, что от них требуется. Оставшееся время использовали на подготовку орудия к движению. Унтер-вахмистр послал Цедлера и еще одного солдата набить травой плащ-палатки. Двое других солдат получили распоряжение набрать побольше лапника.
Обе плащ-палатки прикрепили к щиту орудия.
Увидев такое «украшение», командир соседнего орудия Моравус не удержался от язвительного замечания:
— Боже мой, да вы и матрасики для спанья с собой берете!
— Как постелишь, так и поспишь, — в тон ему ответил Цедлер.
— Ваша гаубица сейчас похожа на повозку торговца! — весело крикнул Цедлеру наводчик орудия Моравуса.
— Хорошо смеется тот, кто смеется последним, — парировал очередную насмешку Грасе.
Весь расчет Моравуса громко и от души хохотал, и это показалось Моравусу хорошим признаком, так как унтер-офицер очень хорошо знал, какую роль играет настроение солдат при выполнении столь ответственных заданий.
— Ну что, ребята, покажем соседям, как нужно действовать, а?! — весело обратился Моравус к своим солдатам.
Через десять минут обер-лейтенант Экснер, собрав весь личный состав батареи, произнес перед ним краткую речь. Причем говорил он так, как почти никогда не говорил в казарме.
— В то время как мы с вами проводим здесь свое батарейное учение, в Тюрингии проходят самые крупные учения из всех, какие проводились до сих пор, — воинских частей стран — участниц Варшавского Договора. Вот уже несколько дней солдаты, унтер-офицеры и офицеры, занятые в этих учениях, на деле показывая высокую выучку и слаженность, демонстрируют свою готовность противостоять преступным планам любого агрессора. Нам нужно брать пример с них. Так давайте же и мы, товарищи, докажем сегодня, что наша гаубичная батарея является самой лучшей батареей в полку и готова с честью выполнить любой приказ по защите нашего государства! Вперед, товарищи!
Каргер был очень удивлен: таких слов от Экснера он еще никогда не слышал. Неужели обер-лейтенант наконец-то понял, что успех батареи действительно зависит от рядовых солдат?!
Артиллеристы, воодушевленные призывом командира, принялись за работу.
Первый перерыв Каргер объявил через двадцать минут, за это время они преодолели метров шестьсот. Шли молча, только время от времени раздавалась команда:
— Дружно, взяли! Еще разок!
Тащить гаубицу было очень тяжело.
Примерно в это же время объявил перерыв и Моравус, но это был уже второй перерыв.
— К орудиям! — крикнул Моравус.
Однако к гаубице бросились не все солдаты, лишь после второй команды подошли все и начали толкать. Все шло более или менее гладко до тех пор, пока на их пути не попался невысокий холм, преодолеть который удалось только после нескольких попыток.
Вскоре Моравус заметил, что расстояние между их орудием и орудием, которое двигалось впереди, сильно увеличилось.
Моравус стал торопить солдат, но они от крика только сбились с общего темпа и стали передвигаться еще медленнее.
— Товарищ унтер-офицер, так у нас ничего не получится, мы только оттопчем друг другу ноги, а гаубицу с места не сдвинем.
— Вперед, товарищи, вперед! Время не ждет! Я сам вам помогу!
Командир полка внимательно следил за передвижением всех трех штурмовых групп, которые продвигались к деревне. Группа Каргера двигалась быстрее и уже почти достигла цели. До ОП оставалось не более сотни метров. Каргер вместе с командиром орудия были уже на позиции и подавали знаки солдатам, которые тащили гаубицу. Часы показывали половину восьмого.
Поняв, что у Каргера все в порядке, майор Харкус поехал ко второй штурмовой группе, находившейся в центре. Здесь передвигались два наиболее слабых расчета, тут же был и Экснер…
Машина командира полка подкатила к одному из орудий и остановилась.
Гартман хотел доложить, но майор остановил его жестом руки, показав на часы.
— В вашем распоряжении всего двадцать минут, — заметил майор.
— Еще успеем, — не очень уверенно проговорил лейтенант.
— Через двадцать минут вы должны быть готовы открыть огонь, — напомнил командир полка командиру взвода.
— Я знаю.
По голосу Гартмана майор Харкус понял, что тот уже давно не приказывает, а просит и умоляет солдат поднажать еще немножко.
Командир дивизиона, сжав кулаки в карманах шинели, чтобы никто не заметил его волнения, сердито бросил:
— Подавайте уставные команды!
Гартман повернулся к командиру дивизиона и, приняв стойку «смирно», сказал:
— Товарищ капитан, разреши…
Однако капитан оборвал его на полуслове:
— Не объясняйте ничего: время не терпит!
Спустя минуту орудия медленно двинулись вперед, а часы уже показывали без четверти восемь.
Харкус и Петер вышли из машины.
— Позавчера Гартман клялся в том, что четвертая батарея готова выполнить любой приказ, — сказал Харкус, — а вот что получается на деле.
Расчеты унтер-офицера Моравуса и унтер-офицера Маркварта заняли указанные им огневые позиции только в четверть девятого. Почва на ОП оказалась рыхлой, песчаной, колеса гаубиц и даже ноги утопали в песке. Только теперь командиры обоих орудий по-настоящему позавидовали унтер-офицеру Грасе, который прихватил с собой лапник и траву. Здесь же поблизости не было ни кустика, так что об этом и мечтать было нечего.
На высотке стоял Беренд. Посмотрев на часы, он испуганно крикнул:
— Ребята, что же это вы?! Уже четверть девятого!
— Ну и что?! — крикнул ему в ответ один из артиллеристов.
— Пошлите кого-нибудь за тягачами, — посоветовал кто-то.
— Чепуха! К орудию! — приказал Беренд.
Солдаты старались изо всех сил: пот лился у них по лицам, застилал глаза, бежал по спине. Мускулы были напряжены до предела. Однако колеса орудия все больше и больше утопали в сыпучем песке, а подложить под них было нечего.
— Навались! Все вместе! Дружно! — кричал Маркварт.
— Одновременно, дружно, взяли! — кричал Беренд.
Однако сколько солдаты ни напрягались, гаубица не трогалась с места, а даже несколько сползла вниз.
Молькентин совсем выбился из сил. Рядом с ним подталкивал орудие Шварц. Он чувствовал, что все их усилия напрасны. Страшная сила толкала его назад. Казалось, все две с половиной тонны веса гаубицы давили в этот момент только на него одного. Руки у него начали дрожать мелкой дрожью.