остаюсь только для того, как оказалось, чтобы удерживать тебя от дальнейшего саморазрушения. Мне, разумеется, очень жаль, что для него настали плохие времена, но дела не пойдут на лад, если ты будешь продолжать заниматься ерундой. Уж не знаю, что ты там делаешь с лекарствами вместо того, чтобы принимать их, но это явно связано с твоими круглосуточными обязанностями премьер-министра и Святой матери Страны гребаных лунатиков. Я же сказал, мы чертовски заняты. Под «мы» я подразумеваю себя и свои яйца.

Сьюзан посмотрела на него большими, печальными, почти умоляющими, безумными глазами.

– Но…

– Нет! Ты что, совсем спятила? – Затем, вспомнив, с кем он разговаривает, Крейг отмахнулся от своих слов. – Ладно, проехали. Но даже сумасшедшие иногда ведут себя разумно, хотя бы ради разнообразия.

Когда Сьюзан, что было нетипично для нее, не нашлась, что ответить, Крейг раздраженно продолжил:

– Послушай, отвлекись на минутку от этой темы, хотя мы еще не закончили. Ты виделась с Мишкиным или просто совершила набег на его приемную?

– Разумеется, я видела его, – решительно солгала она. – Где, по-твоему, я раздобыла Хойта? В «Печальном кафе»? Мишкин сильно опоздал, его срочно вызвали к шизофренику или что-то в этом роде.

Звучит вполне правдоподобно, сказала она себе. Шизофреникам наверняка все время требуется срочная помощь, верно? Со всеми этими голосами и галлюцинациями им нужна круглосуточная скорая помощь.

Сьюзан остановилась, заглядевшись на порхающих над апельсиновыми цветками колибри. Наконец, раздраженно вздохнув, Крейг грубо постучал ей по плечу.

– Земля Анны Николь Смит?

Сьюзан, испуганно вздрогнув, посмотрела на него. О чем они говорили? Едва ли о чем-то интересном, раз она уже забыла. Нет, эти отношения себя исчерпали. Крейг пытается контролировать ее, а это невыносимо, она всего лишь хочет вернуться в ждущий ее с распростертыми объятиями мир, где в конце концов сможет прибиться к самому благодарному пляжу.

– Извини, – пробормотала она. – Я просто задумалась. Ты мне напомнишь, что нужно избавиться от азалий на холме? Знаешь, я до смерти ненавижу эти дерьмовые азалии. Их цветы похожи…

Крейг перебил ее:

– Разговоры об азалиях всегда очень увлекательны, но, может, мы лучше вернемся к тому, что сказал Мишкин? Мне интересно, что он сделал, узнав, что ты послала на хрен свое лечение?

– Ну, ты знаешь. – Она нахмурилась и посмотрела в сторону, мечтая, чтобы он перестал уже задавать вопросы. Сьюзан ненавидела обманывать, у нее это плохо получалось, она предпочитала делать то, что выставляло ее в более лестном свете, – например, водить машину с музыкой, включенной на всю катушку, сигналить и махать рукой смущенным незнакомцам, мимо которых проезжала.

– Нет, не знаю. Потому и спрашиваю.

– Дай мне закончить, хорошо? – Она провела рукой по волосам, давно уже нуждающимся в мытье, но у Сьюзан не было времени на такие мирские заботы, как личная гигиена. Она больше не связывала себя с телом – она жила в своем сознании, капсула яркого света полыхала внутри ее. Задачи, связанные с поддержанием плоти, мешали движению вперед, задерживая прибытие в следующий пункт. – По-моему, его не слишком встревожило, что я немного взбудоражена, – высказалась она, надеясь, что это успокоит Крейга, и она сможет вернуться в свой счастливый головокружительный мир.

Но тот лишь недоверчиво округлил глаза.

– Немного? – Он посмотрел на нее с высоты своего роста, скрестив руки, словно сдерживая раздражение.

– Я могу закончить?

Крейг молча посмотрел на нее, так что она продолжила врать:

– Он прописал мне сериквел и увеличил утреннюю дозу депакота и нейронтина.

Она не принимала нейронтин уже много лет, но вряд ли Крейг об этом знал. Кроме того, ее лжи, кажется, поверили, так что никто и не узнает. На сей раз она должна выкрутиться. Сьюзан сообразила, что если засыплет его названиями лекарств, это на время собьет его с толку, а позже она уберет его со своей перенаселенной спины.

– Теперь вы счастливы, мистер Суровый Надзиратель, наводящий тень на мой плетень?

Он подозрительно прищурился, то ли пытаясь понять ее, то ли изучая, а может, и то и другое. Она не могла сказать наверняка.

– И ты собираешься их принимать, верно. Мне не нужно беспокоиться, что…

– В последний раз повторяю – да, ты, ворчливый сын акулы! – заорала она, повернувшись к нему спиной и выходя из комнаты. Она устала от этого противоборства и мечтала убежать через холмы, с попутным ветром в спину, свободная. – Теперь я могу идти? Класс отпущен или будут еще какие-то указания? – Она развернулась и направилась к выходу из комнаты и из его жизни, навсегда – по крайней мере, в ее ближайшем будущем, сияющем так ярко.

– Эй, ты куда? Надеюсь, ты скажешь этому мистеру Печальному Соломенному Пугалу, которого ты притащила, что он не может здесь остаться?

Но Сьюзан исчезла, сбежала от его неодобрения. Будь Крейг настоящим другом, он бы радовался тому, что она счастлива. Она не просто помогла человеку, она обрела нового друга. И к тому же это не его, на хрен, дело, чем она занимается.

– Я отправляюсь на отдых в Швейцарию, – бросила она через плечо по дороге к гостевому домику, ее пристанищу на небесах, новому дому милого, склонного к суициду Хойта, ее единственного истинного друга и опоры. Он один ценит ее за то, что она особенная. Она сейчас пойдет к нему увидит все лучшее о себе в его глазах, а все непонимающие и запрещающие пусть барахтаются в ее магическом болоте. Она поднимет и его, и свою самооценку и, возродившись на этих лунных лучах, распространит свое сияние по всему звездному ночному небу.