Прижав колени к груди, она радостно мурлыкала. Хорошо, что у нее выросли ноги, она может бежать к лучшему, до тех пор, пока лучшее… ну разве может быть лучше, чем сейчас, а? У нее было ощущение, что в любой момент ее может тормознуть полиция спокойствия, независимо от того, будет она сидеть за рулем или идти пешком. Иными словами, она сводила себя с ума и стремилась добраться до самого края безумия. Безумие прекрасными кулаками выстукивало блаженный ритм под ее веками.

Крейг с трудом пробился на поверхность глубокого, крепкого сна и открыл глаза, еще не вполне проснувшись. Комната была погружена во мрак, он поднял голову и посмотрел на прикроватный столик: электронные часы показывали два тридцать семь ночи. Взбив подушку, он уронил на нее голову, приготовившись снова погрузиться в глубокое море сна, которое вынесет его вниз по течению к утру нового дня.

И вот тогда он снова услышал это.

Громкий удар – где-то что-то билось обо что-то с глухим стуком, и все это сопровождалось странным лязгом. Встревоженный Крейг подскочил и открыл глаза. Он спустил ноги с кровати, схватил с кресла халат и направился к двери. Затем остановился, задумавшись, что делать дальше. Он был крупным мужчиной, но отнюдь не воинственным по натуре. С колотящимся сердцем он оглядел темную комнату в поисках подходящего оружия и остановился на акустической гитаре, которую нашел в шкафу, плюс длинная веревка, на случай, если придется связать незваного гостя, пока не приедет полиция. Крейг осторожно вышел из гостевого домика и направился к дому, откуда доносились зловещие звуки.

Приблизившись к дому, он помедлил, пытаясь отдышаться. Шум стал еще более странным и громким. «Бух!» – затем низкое бормотание и скрежет чего-то тяжелого. Сделав глубокий вдох и покрепче ухватив грозную гитару, Крейг выскочил из-за угла, готовый защитить свою хозяйку и подругу от неминуемой смерти.

– Ну-ка прекрати и подними руки, чтобы я их видел… – Поняв, что перед ним Сьюзан, он смолк.

Она стояла в белой ночной рубашке, тапочках и с молотком в руке, ее лицо блестело от пота. Вокруг нее лежала большая куча кирпичей, останки того, что было ее тихим испано-калифорнийским патио. Но теперь от выложенного плиткой дворика, окружавшего фонтан, осталась лишь куча грязи и обломков черепицы, а в центре этой строительной площадки стояла торжествующая Сьюзан, держа в одной руке молоток, а другой возбужденно махая Крейгу.

– О, я рада, что ты встал! – задыхаясь, заявила она вместо приветствия. – Теперь ты мне поможешь. Хотя я уже почти…

– Какого хрена ты тут делаешь, психопатка несчастная? – разъяренно заорал он. – Ты считаешь, это прикольно или что? – Он осторожно пробирался к ней через груду камней. – Сейчас, мать твою, три часа ночи, ты ведь знаешь это? Для тебя это имеет значение? Я думал, что… на тебя напал убийца или еще что… Ой! – Крейг не договорил, выронил гитару и схватился за ногу, ударившись о кучу битой плитки.

– О, нет, перестань. Я занялась этим потому, что не могла заснуть, и мне всегда хотелось убрать эту плитку, ты знаешь. Она так неприятно выглядит. Кому захочется ходить по горячему бетону? Тебе вот наверняка нет, верно? За все время, что ты был…

– Заткнись! – заорал Крейг с красным лицом, садясь в грязь и все еще держась за ушибленную ногу. – Сейчас с тобой в самом деле что-то неладно, да? Нельзя из-за какой-то глупой прихоти перестраивать патио посреди ночи. – Его лицо стало строгим и суровым. – Глупой шумной прихоти, – уточнил он, возвращаясь к изучению покрасневшей, распухшей ноги.

– Это не прихоть, – надулась Сьюзан, вытирая мокрое лицо рукавом ночной рубашки. – Я давно хотела это сделать и просто…

Крейг встал, протянув руку.

– Отдай мне молоток, – приказал он. – Сейчас же!

Нахмурившись, Сьюзан наклонила голову и отвернулась от него.

– Но…

– Просто отдай мне его!

Она протянула молоток, не глядя в его налитые яростью глаза.

– А теперь иди в свою комнату. – Он показал в сторону спальни Сьюзан перепачканным в глине молотком.

Когда она покорно протопала мимо, недовольно поджав губы, Крейг добавил:

– Никогда не думал, что скажу такое, но из-за тебя я превращаюсь в свою мать. Вот что ты со мной делаешь. Ты это понимаешь? Из-за твоих дурацких закидонов я превращаюсь в визгливую, обрюзгшую климактеричку!

Сьюзан мрачно посмотрела на него, прежде чем скрыться в доме, подальше от его гнева.

– Я даже сказал «закидоны», слово, которое использует она, не я. Единственное, что в этом хорошего, – теперь я смогу ходить на групповую терапию сам с собой. И тебе об этом стоит подумать.

Но Сьюзан уже скрылась за дверью, с грохотом захлопнув ее. Вздохнув, Крейг еще раз посмотрел на пораненную ногу и действующую на нервы кучу черепицы. Затем, подобрав гитару, осторожно захромал через препятствия и последовал за Сьюзан в ее спальню.

Он вошел в ванную, обыскал полки и шкафчики, вернулся в спальню и протянул ей раскрытую ладонь с пастельным созвездием лекарств.

– Господи Иисусе, какой же ты зануда, – раздраженно сказала она, сгребая таблетки, и с негодующим видом бросилась в ванную.

– Куда ты пошла?! – заорал он.

– Принять эти дерьмовые таблетки, так что оставь меня в покое! – закричала она в ответ, хлопнув дверью.

Сьюзан с отчаянно бьющимся сердцем шарила по полкам, высыпая содержимое флаконов в руку и заменяя таблетки, которые дал ей Крейг, на аспирин и витамины. Она едва успела засунуть настоящее лекарство под подушку кресла, как в дверях появился Крейг. Он ничего не заметил.

– Что ты делаешь? – с подозрением спросил он, наклонился вперед и, прищурившись, посмотрел на нее.

Сьюзан изобразила на лице мягкое удивление, надеясь, что он не увидит, как она покраснела и запыхалась.

– Я хотела налить воды, запить таблетки. С тобой все хорошо, папочка?

Она быстро подошла к раковине и наполнила водой грязный стаканчик из-под зубных щеток, забрызгав и себя, и раковину.

– Извини меня за то, что я не хочу, чтобы с тобой случилось что-то плохое. – Крейг стоял, скрестив руки, а она поспешно пыталась проглотить подмененные таблетки.

– Мания – это вовсе не плохо, ты знаешь, – произнесла она не совсем внятно из-за таблеток во рту.

– О, разумеется, для тебя это прекрасно, но как насчет окружающих, которых ты калечишь своей бодростью? – Он вздохнул. – Послушай, я хочу, чтобы ты мне пообещала встретиться завтра утром с Мишкиным. Я действительно за тебя волнуюсь.

– Хорошо, хорошо, обещаю. Ты меня сразил. Завтра же поеду, – ответила Сьюзан лишь для того, чтобы убрать этого гиганта-лесоруба из поля зрения.

– Хорошо, и если ты обещаешь, я хочу попросить еще кое о чем.

Сьюзан уставилась на него, будто пытаясь прожечь дыру в этом сосредоточии практичных желаний, сделать их бессильными, ничтожными, ненужными…

– Хорошо, что?

– Я хочу, чтобы ты пообещала мне аккуратно принимать все эти долбаные таблетки.