вдруг обнаруживалось, что вас подвели к более необычному заключению. Его эффектная внешность терялась на нем. Как можно было потерять такую вещь, давно и бесповоротно? Как вышло, что Крейг стал чокнутым духовным собратом Вуди Аллена или Филипа Сеймура Хоффмана, [20] превратившись в существо, которому привычнее изобретать компьютерные программы или побеждать на научных выставках, чем снимать девушек?
Много лет назад Сьюзан осознала, что Крейг подорвал свою внешность бесконечными хитрыми отступлениями, его безжалостное вышучивание было мольбой – он умолял вас простить ему его привлекательность, забыть о ней, перескочить через декоративную стену этого глупого мяса, чтобы добраться до сочной сердцевины интеллекта, прячущегося за генетической удачей.
Сьюзан и сама знала кое-что об этой склонности, поскольку обитала или, по крайней мере, снимала угол в номерах «Толстухи Бетти», жующей жвачку, язвительной, вечно одинокой подружки-спутницы для блондинки вроде Рене Зельвегер или Гвинет Пэлтроу.
Сьюзан и Крейг, непривлекательные красавцы, полные решимости сделать всех подобными себе, хотят они того или нет. Боже, как она надеялась, что он дома и у него найдется свободный месяц, чтобы наладить всю ее жизнь. Она облегченно выдохнула, когда он взял трубку после третьего гудка. Шепча и все время поглядывая через плечо, опасаясь, что глупая диснеевская, магия перестанет работать и войдет один из ее невинных, Сьюзан умоляла Крейга:
– Я хочу попросить тебя об огромном одолжении. Очень большом.
– Да, и что это? Как я могу помочь, не прилагая особых усилий? Хм? Расскажи своей тетушке Крейги.
От стыда и отчаяния она закрыла глаза рукой.
– Ты можешь придумать, как мне порвать с Тором?
Сьюзан нетерпеливо ждала, когда Крейг перестанет смеяться.
– Я серьезно! Я не могу этого сделать, не могу! Я не знаю, как. И к тому же… я не хочу этого, ясно?
– Ладно… Успокойся, милая, уж мы пораскинем мозгами. Вряд ли это так уж сложно. Тебе просто придется делать то, что я скажу, всю оставшуюся жизнь.
Сьюзан закрыла глаза и отважилась на очередной вздох облегчения.
– Клянусь, я сделаю все, что ты хочешь. Что угодно. Я разожгу огонь твоему эго, я сожгу воспоминания о твоих похождениях и Лизу Файн, которая не пригласила тебя, когда для тебя это было действительно важно, я даже привезу тебя из Нью-Йорка…
– Я понял, подруга, я понял. Умерь патетический тон и не волнуйся. Я все улажу.
Сьюзан выпрямилась, готовая к любым неожиданностям, стараясь предугадать все, что может случиться в этой ситуации. Теперь ей, возможно, удастся повернуть руль и свернуть направо.
– Но веди себя хорошо, ладно?
Он рассмеялся:
– Что-нибудь еще? Не желаете картошки-фри на гарнир?
Она уныло улыбнулась, опустив глаза и устало глядя на руки, лежащие на коленях, будто рыба, вытащенная из воды.
– Только счет.
Крейг привык вытаскивать подругу из передряг. Она была его последней каплей, впрочем эти капли никогда не были последними: всего лишь еще один пункт в долгой череде необдуманных просьб и звонков. Снова наркотики, снова неудачные отношения – и всегда рядом был Крейг потому что… ну, сложно даже вспомнить. И не потому, что они выросли вместе. Как он выяснил (а он любил собирать информацию по обрывкам), она росла практически одна. Они не болтались вместе по кафетериям, не бывали в одних и тех же детских лагерях, на студенческих гулянках, спортивных площадках, свиданиях, каникулах или в детском саду. Но он всегда был для нее опорой, когда ей не на кого было опереться. А сейчас она нуждалась в ком- то. Крейг вздохнул, задумался на секунду и повесил трубку.
Разумеется, Сьюзан не могла заставить себя спросить Крейга, как он это сделал, она не вынесла бы этого. Проявила полное малодушие. Она не только заставила Крейга избавить ее от Тора, но, что еще хуже, не сумела объяснить Хани его исчезновение. Этого она больше всего боялась и, как следствие, более всего стыдилась.
– Ему пришлось вернуться в Сербию, детка. – Она посадила Хани к себе на колени, осторожно касаясь ее золотистых волос.
– Но почему он не сказал мне «до свидания»? – недоуменно спросила Хани высоким, обиженным голосом. Голосом, дававшим Сьюзан понять, что она спускается в Материнский Ад.
О, нет, она теперь обречена на вечное проклятие, проклята за то, что играла сердцами двух чистых доверчивых детей. Об искуплении не может быть и речи. Теперь она не просто заслужила любое зло, которое обрушится на нее в будущем, но и смотрела на него, как на безумную кармическую епитимью, необходимую, чтобы уничтожить эти огромные черные метки.
Она крепко прижала к себе Хани, шепча:
– Он хотел, детка, но ты спала. А ему пришлось уехать внезапно, потому что его дедушка заболел, поэтому он попросил меня передать тебе, что скоро вернется, скучает по тебе и…
Хани вырывалась из рук матери, едва сдерживая поток слез. Ей даже в голову не приходило, что она может лишиться этого большого веселого мальчика-мужчины. Она не привыкла к утратам, и вот теперь, впервые в ее жизни, кто-то ушел с ее орбиты.
– Мама, я не могу дышать, – заявила она тонким голосом и отодвинулась от нее, увеличивая растущую уверенность Сьюзан, что она нанесла своему ребенку непоправимый вред. Она поклялась накопить денег для психотерапии, терапии, в которой Хани теперь нуждалась по вине своей матери. Черт, возможно, ей нужно было давно начать копить деньги – еще когда Хани была в утробе, и теперь бы накопительный фонд Сьюзан увеличился достаточно, чтобы хватило на всю эту хрень.
Сьюзан взяла Хани за плечи и посмотрела прямо в милое, расстроенное лицо дочери.
– Но знаешь что? Он оставил тебе прощальный подарок. – Сьюзан с надеждой улыбнулась. Есть ли конец тому злу, что она творит? Очевидно нет. – Подожди здесь, я принесу его!
– Оно живое? – с надеждой спросила Хани все еще тихонько всхлипывая, пока Сьюзан поспешно спускалась в холл.
– Детка, у тебя четыре собаки, две птички морская свинка и толстая рыба, на которых ты едва обращаешь внимание, – прокричала Сьюзан через плечо, доставая пакет из-под своей кровати. – Так что нет, оно не живое. Ты все еще хочешь это, или мне отдать его бездомным детям из приюта?
Сьюзан ненадолго засомневалась, что ответит дочь.
– Хочу! Хочу! – взволнованно завизжала та.
Сьюзан вручила Хани длинную запакованную коробку и тревожно смотрела, как ее ребенок нетерпеливо срывает обертку со спрятанного под ней сокровища.
– Что это? – светло-карие глаза Хани засияли при виде подарка.
– А на что это похоже, детка? – Сьюзан протянула руку и убрала завиток волос с обрадованного лица Хани.
И, помогая дочери вставлять батарейки в нового робота, одного из тех, что стреляют короткими стрелами с присосками, Сьюзан пообещала себе, что больше никогда не солжет дочери. С этого момента она станет лучшей матерью на свете. Она будет рано вставать, готовить ей завтрак и отвозить в школу, она купит будильник, который сумеет освоить, научится сидеть на полу и играть в игры, которые любит Хани. Совершенно новая Сьюзан. Мать-Земля. Да, начиная с завтрашнего дня она окунется в это как… так… словно прыгнет е обрыва, а приземлится уже кто-то другой. Некто надежный и домашний, даже нормальный. И если ты будешь так на это смотреть, то сможешь стать таким же, как другие. Завтра.
Новое здравомыслие
