Она высвободилась из его объятий.

– Этого никто от вас не требует!

– Я бы сделал это, – упорствовал он, – если бы моя жена не была так больна. Разве можно бросить на произвол судьбы калеку? У нее никого нет, кроме меня.

– Как она себя чувствует? – спросила Лилиан, и тон ее голоса смягчился.

– Она больна неизлечимо и знает это. – Его полные губы задрожали. – Больно видеть, как она угасает.

– Ага, теперь все ясно, – сказала Лилиан Хорн, и в ее насмешке зазвучали жесткие нотки, – вот почему каждый уик-энд вы оставляете ее одну? Чтобы не…

В этот момент она заметила, что селектор включен. Она нажала на клавишу, и зеленый огонек погас.

– А черт, – зло сказала Лилиан, – это моя оплошность. Что теперь будет? – Рука Курта Кайзера продолжала скользить вверх по ноге Лилиан, обтянутой тонким чулком. – Я ведь вас скомпрометировала.

Она отступила на шаг.

– Меня нет.

Она скривила свои красивые, эффектно накрашенные губы, изобразив улыбку.

– Вам же известен мой девиз: репутация всмятку – живи без оглядки!

– Так ты едешь?

– Да нет же, шеф! Опять все те же песни! – Она прижала к груди папки, едва коснулась губами его лысины и затанцевала, поигрывая бедрами, к двери. – У меня есть кое-что получше на примете!

Он нажал на клавишу селектора.

– Фройляйн Фельнер, пожалуйста…

– Господин директор? – Голос перезревшей фройляйн перехватило – она чуть не задохнулась от волнения.

– Пожалуйста, соедините меня с моей женой! – Он наклонился к селектору. – Минуточку, фройляйн Фельнер… Что касается всего остального, я полностью полагаюсь на вашу деликатность. Вы меня поняли?

Пока фрау Кайзер разговаривала по телефону, сестра Элиза занялась комнатой – просторной, залитой солнечным светом, – и при этом незаметно наблюдала краем глаза за своей подопечной, так что сразу оказалась на месте, как только трубка выпала из слабой руки и закачалась на коротком проводе. Сестра подхватила ее, поднесла к уху и сразу положила на рычаг, услышав длинные гудки. Она осталась стоять у кровати, глядя с безразличным выражением сверху вниз на Ирену Кайзер, лежавшую с закрытыми глазами в подушках. Накрашенные губы, подведенные ресницы и выщипанные брови на белом, отечно-дряблом лице невольно наводили на мысль о безжизненной маске. Темные с проседью волосы фрау Кайзер были тщательно уложены. Поверх белой, с длинными рукавами и закрытым воротом ночной рубашки, отороченной кружевами, несмотря на летнюю жару, была наброшена цветастая кашемировая шаль.

Молоденькая сестра ничего не сказала и ничего не спросила, поскольку уже достаточно долго находилась в доме и догадывалась, что означает звонок господина Кайзера в пятницу вечером. Если больная была спокойна, сиделка выходила через открытую дверь на террасу и смотрела на ярко-зеленый подстриженный газон, где крутились водяные разбрызгиватели, и на клумбы цветущих благоухающих роз.

– Сестра…

Голос Ирены Кайзер был едва слышен, однако этого было достаточно, чтобы заставить сиделку вздрогнуть. Она повернулась и поспешила к кровати.

Пациентка смотрела на нее потухшим взглядом.

– Вы можете снять с меня макияж, сестра.

Комната, где лежала больная, была на вилле Кайзеров изначально столовой – о чем свидетельствовал светлый сервант из белого клена, стоявший вдоль стены. На нем сестра Элиза раскладывала все необходимое для ухода за подопечной. Сейчас она составила различные флаконы и баночки на сервировочный столик, принесла из кухни неглубокий пластмассовый тазик с теплой водой и подкатила нагруженную тележку вплотную к кровати. Она присела на край кровати, наклонилась, и начала очень осторожными массирующими движениями наносить на лицо парализованной женщины густую белую жидкость.

– Вы не должны осуждать моего мужа, – произнесла Ирена Кайзер, – он такой активный… полон жизни…ему нужно время от времени вырываться отсюда, понимаете?

– Мы и вдвоем устроим себе отличный уик-энд, – пообещала сестра Элиза, – если завтра будет такая же хорошая погода, я, может, вывезу вас на террасу.

Внезапно настроение больной резко изменилось.

– Только не разыгрывайте тут самоотверженность! Как будто я не знаю, как осточертела вам эта работа!

– Это моя работа, – мягко возразила сестра Элиза, – я выбрала ее добровольно.

– Не притворяйтесь, что вам доставляет удовольствие ухаживать за такой развалиной, как я! Я думаю, что вы меня ненавидите… Нет, нет, не оправдывайтесь, я вовсе не сержусь на вас, я сама себя ненавижу. Что за жизнь! Все время быть всем в тягость… Без всякой надежды на выздоровление.