табака, велись исключительно на бумаге. Так как Грей покинул дом О'Нилов только затем, чтобы пропустить несколько кружек эля, у него с собой не было ни выручки с табачной фабрики, ни каких-либо других ценностей. Впрочем, уже через минуту его лицо прояснилось.

— Выйдем отсюда, — бросил он.

Толстяк последовал за ним во тьму ночи и остановился словно вкопанный, когда Грей похлопал своего изумительного жеребца по шее.

— Конь за девчонку, — коротко сказал он.

Хозяин таверны, лишившись дара речи, несколько минут смотрел на скакуна. Жеребец был просто красавцем, не менее шестнадцати хендов[1] в холке, длинноногий и с широкой грудью. Его продажа сулила хозяину немало денег.

— Идет, — согласился он.

Вот так Эдвард Грейсон и приобрел себе жену по цене чистокровного жеребца. Будь он трезвым, наверняка сам посмеялся бы над идеей отдать свою лучшую лошадь за оборванную девчонку. Впрочем, может быть, уже наутро, протрезвев, он будет не прочь расторгнуть сделку и вернуть все обратно.

Должен же он знать, что женщины создают куда больше забот, чем лошади.

— Так что же вы собираетесь делать?

— Я собираюсь жениться, — повторил Грей, ничуть не смутившись. — Я, наконец, нашел подходящую женщину.

Его друг, прищурившись, внимательно наблюдал за ним. Немногие знали Эдварда Грейсона так хорошо, как Кейн О'Нил. Они дружили более десяти лет. Кейн прекрасно знал, что Эдварду ненавистна даже мысль о женитьбе.

Теперь, внимательно посмотрев на своего молодого друга, О'Нил вдруг заметил блеск торжества в его глазах.

— Вы влюблены в нее? — недоверчиво уточнил он.

Во взгляде Грея тотчас отразилось негодование, а потом его лицо окаменело.

— Конечно, нет, — хмыкнул он.

Кейн кивнул, наблюдая за сменой эмоций на лице друга. Он был лет на двадцать старше Грея, хотя выглядел моложе. И весь так и светился от счастья. После Грея Кейн считался вторым наиболее привлекательным в колонии мужчиной для женщин высшего общества. К сожалению, О'Нил был женат, причем женат счастливо.

Мужчины разговаривали в кабинете дома О'Нила на плантации Уйндуорд. Это здание из красного кирпича в модном пару лет назад датском стиле, с мансардой, двухскатной крышей и с мощеным кирпичом фламандским двориком было вполовину меньше, чем в имении Грейхевен, и не так красиво. Да и земли у Кейна было поменьше. Здесь, по реке Линхевен, в южной части Виргинии, колонисты селились давно и достаточно густо. Разумеется, главным богатством колонии оставался табак, но его плантации быстро обедняли почву и требовали больших затрат. Плантаторы по реке Джеймс имели больше земли и были, как правило, богаче.

Но, несмотря на то что плантации Уйндуорд не хватало внешнего лоска, жить здесь было удобно. Более того, она славилась своим гостеприимством. Правда, кое-кто из обитателей Уиндуорда не мог выносить мрачный нрав Грея более недели. Зато сам Кейн оставался любезным с ним целых три. Впрочем, все О'Нилы, за исключением старшего сына, Кэри, привечали Эдварда. Кэри же всем своим поведением давал понять, что терпит присутствие Грея только потому, что он гость. Их первая стычка произошла лет семь назад, и с тех пор оба недолюбливали друг друга.

— Но если у вас нет никаких чувств к этой леди, так что же тогда в ней хорошего? — Кейн упорно старался понять, что же лежит в основе такого неожиданного заявления Грея.

— Все.

— Она из хорошей семьи? Красива?

— Она — девчонка из таверны, — отозвался Грей и залюбовался впечатлением, которое произвели его слова на Кейна. — Вшивая. И к тому же настолько некрасива, насколько вообще может быть некрасива женщина.

О'Нил на мгновение онемел от изумления. Наконец он справился с собой и переспросил:

— Девчонка из таверны? Вы что, лишились рассудка?

— Вы женаты так долго, что уже успели забыть, что такое богатый и свободный мужчина. Вы вряд ли вспомните, как юные девушки бросались вам на шею и стремились заманить в укромный уголок. Как их мамаши загоняли вас в угол и вынуждали слушать о том, как умны их пустоголовые дочки, как они талантливы, как хорошо играют на клавесине, вышивают и прелестно рисуют безвкусные акварели. — Грей так распалился, что внушил бы сейчас страх и тем леди, которых столь злобно описывал. — И все не было бы так плохо, если бы я поверил, что на самом деле их интригует мое обаяние, но мы-то с тобой знаем, что у меня его нет. А потому я остаюсь при своем мнении о женщинах.

— Мне жаль вас, — сухо ответил Кейн. И чуть не рассмеялся, увидев огорчение, отразившееся на лице друга, но, к сожалению, был весьма опечален его опрометчивым поступком. — Что ж, полагаю, эта молодая… э… леди, которой вы предлагаете свою руку, не столь поверхностна и неинтересна, как дамы нашего круга?

Грей пожал плечами:

— Не сомневаюсь, что она была бы такой при соответствующем воспитании. Сейчас же она ничего не знает ни о деньгах, ни о роскоши. Вообще ни о чем представления не имеет. В жизни не видел лица, настолько лишенного индивидуальности и самоуважения.

— Но тогда…

— Женившись на этом жалком маленьком создании, — перебил его Грей, — я никогда больше не буду иметь дела с женщинами, которые плачут на моем плече и умоляют на них жениться. С привилегией стать у меня хозяйкой тоже будет покончено.

Кейн едва сдержал улыбку — молодой человек просто женоненавистник какой-то! Конечно, Грей раздражен этим парадом жеманных молодых невест, но раздражение — отнюдь не оправдание для безрассудства. Грей наверняка сломает себе жизнь, да и этой девушке тоже.

— И все же, Грей, — сказал он тем строгим тоном, которым разговаривал с непослушными детьми, — это едва, ли хорошо для той девушки. Вы что, думаете, ей понравится жить у человека, который считает ее пустым местом?

Грей снова пожал плечами.

— Ей будет лучше, если она оттуда уйдет. Дядя бьет ее каждый день, судя по всему. Да и таверна не самое подходящее место для девушки. Тем более что она верующая, в этом нет сомнений. В общем, в Грейхевене ей будет лучше.

Кейн откинул прядь подернутых сединой рыжеватых волос. Его стала раздражать бесчувственность молодого человека, хотя она вполне объяснима. Судя по всему, Грей что-то скрывает. А может быть, в чем- то не смеет признаться даже самому себе.

— Вы наверняка подхватите от нее дурную болезнь, — проговорил О'Нил. — И этим дело явно не ограничится.

— Бог мой, у меня нет намерений делить с ней ложе! Неужели вы думаете, что я лягу в постель с грязной, кишащей паразитами девкой?

— Ну-ну, она, скорее всего не так уж отвратительна, и грязь можно отмыть. Во всяком случае, если вы женитесь на ней, то спать в одной постели — обычное дело. И все же, Грей, — продолжал Кейн, — подумайте, на что вы себя обрекаете. Что, если вы когда-нибудь влюбитесь в другую? Ведь вы окажетесь в западне с этим фарсом женитьбы.

— Я никогда не влюблюсь, — отрезал Эдвард, как бы давая понять, что разговор окончен.

Кейн, однако, проигнорировал это.

— Вы знать ничего не знаете, — настаивал он. — Вам ведь всего тридцать, и у вас все впереди. Может быть, когда-нибудь…

— Никогда! — тотчас взорвался Грей, хотя прекрасно понимал, что Кейн искренне старается ему помочь.