охотно заговаривать с любым, кто ему встречался. Когда собеседника не было, он разговаривал сам с собой, как делал это теперь. Внезапно он поймал себя на мысли, что часто делал это, чтобы не испытывать одиночества.

Рыцарь напряженно обдумывал это, но зазвучавший вдруг его собственный голос нарушил неприветливую тишину:

– Я всегда боялся одиночества.

Когда он это произнес, перед ним появилась другая дверь. Открыв ее, рыцарь вошел в следующую комнату. Эта комната была еще меньше.

Он уселся на полу и снова погрузился в мысли. Внезапно он подумал, как много времени в жизни было потрачено на рассказы о том, что он уже совершил и что собирался совершить. Теперь ему не нравилось то, что творилось у него на душе. Вдруг перед ним появилась новая дверь. Она вела в комнату, еще меньшую, чем все остальные.

Воодушевленный своими успехами, рыцарь сделал то, чего не делал раньше. Он затих и вслушался в тишину. Ему стало понятно, что большую часть своей жизни он ни к кому не прислушивался и ничего не слышал. Шум ветра, накрапывание дождя, плеск бегущей в ручье воды никогда не затихали, но рыцарь этого не слышал. Не слышал он и Джульетты, когда она пыталась рассказать ему о своих чувствах, особенно когда горевала. Это напомнило рыцарю о его собственном горе. Он увлекся доспехами, потому что они приглушали грустный голос Джульетты. Стоило ему закрыть забрало – и он ничего не слышал.

Конечно, Джульетте было одиноко, когда он молчал, оградив себя доспехами. Ей было одиноко, как ему сейчас в этой комнатке величиной с могилу. Душевная боль и одиночество переполняли его. Теперь страдания Джульетты стали ему понятны. Из-за него она годами мучилась в замке молчания. Рыцарь разразился слезами.

Он плакал так долго, что слезы заполнили его забрало, а коврик под ним промок насквозь. От его слез в очаге потух огонь. В конце концов вся комната оказалась затопленной, и рыцарь мог даже утонуть, если бы в этот момент в стене не появилась спасительная дверь. Обессилев от борьбы с необычной стихией, он все же смог добраться до двери и, открыв ее, попал в комнату чуть побольше стойла для коня.

– Почему комнаты каждый раз становятся меньше? – спросил он вслух.

Вдруг ему ответил голос:

– Потому что ты стал внимательнее прислушиваться к себе.

С тревогой рыцарь огляделся вокруг. Рядом – никого. А может, ему так казалось? Но кто же с ним разговаривал?

– Ты сам и разговаривал, – ответил голос на его мысленный вопрос.

Рыцарю казалось, что голос звучал у него изнутри. Разве такое возможно?

– Конечно, возможно, – ответил голос. – Ведь мы с тобой единое целое.

– Нет, есть только я, – возразил рыцарь.

– Посмотри на себя, – сказал голос с отвращением, – изголодавшийся рыцарь, закованный в груду железа с поржавевшим забралом, сидит и обливает бороду слезами. Если все это одно целое, то мы оба попали в беду!

– Выслушай меня, – сказал рыцарь. – За все прожитые годы я не слышал от тебя ни единого слова. Теперь же ты говоришь, что мы – единое целое. Почему ты молчал до сих пор?

– Я всегда был с тобой, – ответил голос, – просто ты впервые замолчал и услышал меня.

Рыцаря одолевало сомнение:

– Если мы с тобой едины, то скажи мне, ради Бога, кто же тогда я?

Голос мягко ответил:

– Невозможно постичь все сразу. Постарайся сейчас выспаться.

– Ладно, – сказал рыцарь, – но сначала скажи, как тебя зовут.

– Зовут? – озадаченно спросил голос. – Но ведь я – это ты.

– Это невозможно. Возникает путаница.

– Ладно. Называй меня Сэм.

– Почему Сэм? – спросил рыцарь.

– А какая тебе разница? – прозвучало в ответ.

– Ты должен знать Мерлина, – проговорил рыцарь, сонливо склоняя голову.

Его глаза закрылись, и он погрузился в глубокий безмятежный сон.

Проснувшись, рыцарь не мог понять, где находится. Он сознавал только то, что существует. Казалось, все вокруг куда-то исчезло. Окончательно придя в себя, он увидел, что Белка и Ребекка сидят у него на груди.

– Как вы попали ко мне? – спросил он. Белка засмеялась:

– Не мы к тебе попали.

– Это ты оказался с нами, – проворковала Ребекка.

Рыцарь открыл глаза шире и, опершись на землю, сел. Он удивленно огляделся. Конечно, он лежал на тропе Истины, но уже с другой стороны Замка Тишины.

– Как я выбрался из замка? – спросил он.