пьяных. Потеряв надежду, она пошла к своему столу, я проводила ее взглядом, и — там стоял Стар и разговаривал с той девушкой. Они улыбались друг другу, точно на радостной заре сотворенья мира.

Этой встречи здесь он никак не ожидал. Просмотр в Глендейле не оправдал надежд, и он распек Жака Ла Борвица прямо у кинотеатра, о чем сожалел теперь. Войдя в зал, он направился было к нашей компании, как вдруг увидел Кэтлин — одну в центре длинного белого стола.

Мгновенно все преобразилось. Люди отодвинулись, уплощаясь, становясь настенными изображениями; белый стол раздался вширь, обратился в престол алтаря, где восседала в одиночестве жрица. Он подошел; кровь струилась горячо по жилам; он все стоял и стоял бы так, глядя на нее и улыбаясь.

Соседи Кэтлин по столу медленно возвращались в поле зрения. Кэтлин встала танцевать с ним.

Она приблизилась — ее облики, прежние и нынешний, сливались в один зыбкий, нереальный. Обычно лоб, виски, скулы, увиденные вплотную, разбивают эту нереальность — но не теперь. Стар вел девушку вдоль зала, а фатастика все длилась. Дотанцевав до дальней кромки, до зеркал, они перешагнули в Зазеркалье, в другой танец, где лица танцоров были знакомы, но не мешали И здесь он заговорил горячо и быстро.

— Как вас зовут?

— Кэтлин Мур.

— Кэтлин Мур, — повторил он.

— А телефона у меня нет.

— Когда же вы придете на студию?

— Я не могу. Правда.

— Но отчего же? Муж не позволяет?

— Да нет.

— У вас нет мужа?

— Нет и не было. Но, возможно, будет.

— Кто он? Сидит там за столом?

— Нет. — Она засмеялась. — Какой вы любопытный.

Но она сама была взволнована, как ни пыталась отшутиться. Ее глаза звали в поэтическую страсть огромного накала. Как бы опомнясь, она сказала испуганно:

— Я должна вас покинуть. Я этот танец обещала.

— Я не хочу вас терять. Встретимся завтра — днем? Вечером?

— Это невозможно. — Но лицо Кэтлин ничего не могло с собой поделать; на нем читалось: 'А все-таки еще возможно. Дверь приоткрыта, протискивайтесь.

Но быстрей — сейчас захлопнется'.

— Я должна вас покинуть, — повторила она вслух. Опустила руки, прекратила танец, взглянула лукаво и ветрено.

— Когда я с вами, у меня отчего-то спирает дыхание, — сказала она смеясь. Повернулась и, подхватив свое длинное платье, вышла из Зазеркалья.

Стар проводил ее.

— Благодарю за танец, — сказала она. — А теперь — прощайте.

И чуть не бегом ушла за стол.

Стар присоединился к нашей компании, к элите отборной и сборной — с Уолл-стрита, с Грэнд-стрита, из виргинского захолустья, а также из Одессы.

Все с воодушевленьем говорили о лошади, отличившейся на бегах, и мистер Маркус говорил воодушевленней всех. Для еврея страсть к лошадям — это символ, подумалось Стару. Издавна ведь было: казак — конный, еврей — пеший.

А теперь и у еврея лошади, и это наполняет его чувством необычайного благополучия и силы. Стар сидел, делая вид, что слушает, и кивая подтверждающе, а сам не спускал глаз со стола за колоннами Если бы все не происходило так естественно, включая путаницу с поясом, то он бы заподозрил тонкую инсценировку. Но поведение Кэтлин невозможно подделать. Вот и сейчас она опять ускользает — по кивкам и жестам видно, что прощается с соседями Уходит, ушла.

— Вот и убежала Золушка, — сказал Уайли Уайт злорадно. — А с туфелькой просят адресоваться в фирму «Королевская обувь». Южный Бродвей, 812.

Стар догнал ее в длинном верхнем холле, где за бархатным канатом сидели пожилые контролерши, охраняя вход в бальный зал.

— Это вы из-за меня? — спросил он.

— Мне так или иначе нужно уйти. — Но тут же она добавила почти сердито:

— Послушать их, так я с самим принцем Уэльским протанцевала. Стали на меня пялить глаза. Один предложил написать мой портрет, другой просил завтра с ним встретиться.

— Вот об этом-то и я прошу, — негромко сказал Стар — Но только мне это гораздо важней, чем ему.

— Вы такой настойчивый, — сказала она устало. — Я уехала из Англии отчасти потому, что там мужчины всегда стремятся поставить на своем. Я думала, здесь по-другому. Разве недостаточно того, что я не хочу встречи?

— Вполне достаточно, — согласился Стар. — Но поверьте, случай необычный. У меня словно почва ушла из-под ног. Я как дурак сейчас. Я должен вас увидеть снова, говорить с вами.

— Зачем же вам быть «как дурак»? — сказала она, видимо колеблясь — Вам не к лицу. Взгляните трезво.

— И что же я увижу?

— Что вы ослеплены мной Сражены наповал.

— Но я уж и не помнил вас — пока не вошел, не увидел вас здесь.

— Сердцем вы меня помнили. Я с первой встречи поняла: вы из тех, кому я западаю в сердце..

Она замолчала — из зала вышли двое и стали прощаться. «Передайте ей привет, скажите, что я ужасно люблю ее, — говорила женщина. — Обоих вас люблю — детей, всю вашу семью».

Такими общими, затертыми словами Стар говорить не мог, а других не находилось. Идя к лифту, он произнес:

— Да, вы именно запали в сердце.

— Ага, признаете свое ослепление?

— Нет, это глубже, — покачал он головой — Это весь ваш образ. Ваши слова — походка ваша — ваш вид и взгляд сейчас… — Он увидел, что лицо ее смягчилось, я воспрянул духом — Завтра воскресенье, я обычно работаю по воскресеньям, но если бы вы пожелали увидеть что-нибудь в Голливуде, познакомиться с кем- нибудь, я счастлив был бы исполнить ваше желание.

Они стояли у лифта. Дверцы раздвинулись, но Кэтлин не вошла в кабину.

— Вы очень скромны, — сказала она. — Вы все хотите показать мне студию, познакомить с чем-нибудь и кем-нибудь. А вам не тоскливо так стушевываться самому?

— Без вас завтра мне будет очень тоскливо.

— Бедняжка — прямо до слез жалко. Все звезды рады бы скакать вокруг него на задних лапках, а он выбирает меня.

Он улыбнулся — что прикажешь на это ответить? Опять подошел лифт. Она сделала лифтеру знак, что войдет.

— Я слабая женщина, — сказала она — Если я встречусь с вами завтра, оставите ли вы меня в покое? Нет, не оставите. Настойчивость лишь возрастет.

И выйдет не лучше, а хуже. Поэтому я скажу так: «Благодарю вас — нет».

Она вошла в лифт. Стар тоже вошел, и они, улыбаясь друг другу, спустились с третьего этажа в вестибюль. В дальнем конце у входа, за ларьками и лотками, виднелись головы и плечи толпы кинозевак, сдерживаемых полицией. Кэтлин поежилась.

— Когда я входила сюда, они все глядели так странно — точно негодовали на меня, что я не знаменитость.

— Тут есть боковой выход, — сказал Стар. Они прошли через кафе и коридором вышли к автомобильной стоянке — в прохладную безоблачную калифорнийскую ночь. Для обоих бал уже остался далеко позади.