— Я вовсе не хотел…

— Иди, пожалуйста. Я не могу собираться, когда ты меня подгоняешь.

С показной неохотой он вышел из каюты. Потом, после секундной нерешительности, спустился вниз.

— Бетси, — позвал он, постучавшись в дверь.

— Минутку.

Она выглянула в коридор; на ней был красный бушлат и синие брюки корабельного лифтера.

— Как вы думаете, у лифтеров есть блохи? Я натянула тысячу одежек, чтобы они до меня не добрались.

— Я должен был вас увидеть, — торопливо сказал он.

— Тсс-с! Напротив каюта миссис Уорден, она у меня вроде дуэньи. Ее замучила морская болезнь.

— А меня — вы.

Они шагнули друг к другу и, пошатываясь на ускользающем из-под ног полу узкого коридора, крепко поцеловались.

— Не уходите, — шепнула она.

— Мне надо. Мне…

Он словно впитывал юность девушки, и его страсть преображалась в пылкую нежность. К нему вернулась та неуловимая легкость, которую, как ему казалось, он утратил навсегда вместе с собственной юностью, и отказаться от этого ощущения он был не в силах. Шагая по коридору, он понял, что не хочет, не решается думать.

На палубе он столкнулся с Евой.

— Где ты был? — спросила она его с принужденной улыбкой.

— В баре, посмотрел, много ли там народу.

Она была очень хороша; Адриан с горделивым восхищением отметил, что пошлый маскарадный костюм не убил ее холодноватого, своеобразного изящества. Они сели за столик.

Штормовой ветер наливался ураганной силой, и теперь даже переход из каюты в бар превращался в бурное и опасное путешествие. Чемоданы пассажиров были прочно закреплены, а нервные дамы, отчаянно цепляясь за края взбесившихся кроватей, с ужасом думали — сквозь мутную тошноту, сквозь мигрень, — что именно так и погиб «Вестрис». В баре, еще до прихода Смитов, какого-то дородного джентльмена швырнуло на пол, так что он сильно поранил голову, — поэтому легкие столы и стулья сложили в штабели и принайтовали к стене.

На торжественный обед собрались только самые стойкие; человек пятнадцать надели маскарадные костюмы. Чтобы примкнуть к избранному обществу, требовалось добраться до салона — других критериев сейчас не было. За столиками сидели очень разные люди — от юриста-гарвардца из аристократической семьи до полуграмотного маклера по кличке Хват, и никакой разницы между ними не ощущалось: все собравшиеся — полтора десятка среди нескольких сотен — принадлежали к избранному кругу титанов, сумевших победить шторм.

Язвительно подмигивали разноцветные фонарики, трепыхались, перешептываясь, бумажные флажки, иногда сразу несколько человек отъезжало от стола, расплескивалось вино, кто-то торопливо пробирался к двери, а корабль, взбираясь с волны на волну, угрюмо стонал, что он все же корабль, а не отель. Поднявшись после обеда на палубу, несколько пар прыгали, дергались, шаркали подошвами по шаткому полу, и неподвластная им сила яростно мотала их из стороны в сторону. Эти вихлянья над головами нескольких сотен мучеников приобрели оттенок непристойности — как разудалый кутеж на поминках, — и вскоре последние титаны потянулись обратно в бар.

Ева все сильнее ощущала туманную нереальность происходящего. Адриан куда-то скрылся — наверное, с мисс Д'Амидо, — и Ева, одурманенная морской болезнью и шампанским, не могла думать ни о чем другом; ее досада перерастала в мрачную злобу, грусть — в тоскливое отчаяние. Она никогда не пыталась пришпилить его к своей юбке, да в этом и не было нужды: их объединяли общие интересы, взаимная привязанность, здравый смысл, наконец, — а он грубо, по-предательски, нарушил их союз. Неужели он воображает, что она ничего не заметила?

Через несколько часов — так ей показалось, — когда она воодушевленно толковала с какой-то женщиной о воспитании детей, Адриан склонился над ее стулом.

— Ева, я думаю, нам пора.

Она презрительно скривила губы.

— Ну да, пора отвести меня в каюту, чтобы я не мешала восемнадцатилетним кра…

— Успокойся!

— Я не хочу спать.

— Тогда пожелай мне спокойной ночи.

Прошло еще сколько-то времени, за ее столиком уже сидели новые люди. Бар закрывался, и Ева, думая об Адриане — об ее Адриане, который говорил нежности красивой свеженькой девчонке, — горько разрыдалась.

— Он пошел спать, — втолковывали ей люди, сидевшие за ее столиком. — Мы видели, как он спускался.

Она покачала головой. Ей ли не знать? Адриан был потерян навеки. Счастливый семилетний сон оборвался. Возможно, это возмездие, подумалось ей, — и сейчас же бимсы над ее головой принялись бормотать, что наконец-то она догадалась. Возмездие за эгоистическое, против материнской воли, замужество, расплата за все совершенные ею грехи и проступки. Она встала, сказав, что хочет выйти на свежий воздух.

Палубу скрадывала ветреная дождливая тьма. Корабль, непрерывно настигаемый ревущими валами, карабкался по зыбким склонам черных ущелий. Оглядевшись, Ева поняла, что если она, во искупление своих грехов, не умилостивит океан добровольной жертвой, то всем им придет конец. Да-да, ей надо отказаться от любви Адриана. Она бережно отщелкнула замочек ожерелья, поднесла жемчуг к губам — ибо знала, что расстается с самой светлой, самой солнечной частью своей жизни, — и швырнула в ревущие волны.

Когда Адриан проснулся, звучал гонг, сзывающий пассажиров к завтраку, но разбудил его не гонг, а тяжелый беспорядочный грохот. Оказалось, что чемодан — видимо, плохо закрепленный — сорвало с места и швыряет по каюте между Евиной кроватью и шкафом. Чертыхнувшись, он торопливо спрыгнул на пол, но с Евой, по счастью, ничего не случилось: она крепко спала, так и не сняв маскарадный костюм. Он вызвал стюарда, и они закрепили чемодан, а когда дверь за стюардом захлопнулась, Ева приоткрыла один глаз.

— Как ты? — спросил Адриан, присев к ней на кровать.

Глаз закрылся, потом открылся снова.

— Мы вошли в зону урагана, — сказал Адриан. — Стюард говорит, что за двадцать лет он не видел ничего подобного.

— Голова, — еле слышно прошептала Ева. — Придержи мне голову.

— Как?

— Спереди. У меня лопаются глаза. Я, наверно, умираю.

— Глупости. Вызвать врача?

Она коротко, придушенно всхрипнула, страшно испугав его. Он позвонил и послал стюарда за врачом.

Молодой корабельный врач был измучен, бледен и небрит. Он кивнул — не слишком приветливо — и, повернувшись к Адриану, сухо спросил:

— Что у вас случилось?