стакана примерно на треть.

— Девушки не дадут Сергею помереть с голоду. — Он открыл духовку и с любопытством посмотрел на дымящуюся сковородку. Это была брокколи с сыром, которую я сделала для Ивонны, чтобы подкрепить ее. Она с изумлением смотрела, как я смешиваю ингредиенты, не понимая, как можно готовить без инструкции на коробке. Сергей купал лицо в душистом тепле.

Вырезая тигра из полоски кожи, я напомнила себе, что Сергей — та же Рина, только фасад приятнее. Он был красив, как казак, этот белокурый славянин с сонными синими глазами, не пропускающий ни одного моего движения. По профессии — вор. Рина иногда продавала его добычу — рулон кожи, женские пальто, партию чучел животных из Сингапура, какие-то приборчики из Израиля. Он был постоянным сексуальным явлением в доме на Риппл-стрит: не закрывал дверь ванной, когда брился голым, по утрам отжимался — голубые вены просвечивали сквозь молочно-белую кожу. Заметив, что кто-нибудь смотрит, делал хлопок для хвастовства. Широкие плечи, мускулистый торс. При Сергее я не знала, куда деть руки, на что направить взгляд.

Рядом со мной шила Ивонна, склонившись над грудой готовых сумок и полосок кожи, прилежная, как девочка из сказки. Любая другая на ее месте пришивала бы оборочки на чепчик или вязала пинетки. Мне стало совестно, что мы смеялись над ней.

— Конечно, я отведу тебя в школу мам, — сказала я Ивонне. — Если ты думаешь, что от меня будет какой-нибудь толк.

Она улыбнулась над шитьем и кивнула. Не любила показывать испорченные зубы.

— Там нет ничего трудного. Я все сделаю сама, ты только полотенце подержишь.

— Ёпрст, — сказала Ники. — Кучка пузатых дур лежат, как на пляже, и дышат. Пыхтят изо всех сил, только не с того конца. Умора та еще, сама увидишь. — Она отломила еще кусочек гашиша, насадила на булавку. Зажгла и смотрела, как дым наполняет стакан, клубясь, словно джинн в лампе. Глотнув дыма, Ники закашлялась еще сильнее, чем я.

— А мне? — Сергей потянулся к стакану.

— Пошел ты! — огрызнулась Ники. — Ты нам хоть что-нибудь когда-нибудь купил?

Она все-таки дала ему немного, и я старалась не обращать внимания на его прямой взгляд, когда он наклонился и прижался губами к тому месту на стекле, где минуту назад были мои губы. Но краска залила лицо до самых корней волос.

Все сели обедать, кроме Рины, которая только курила и пила водку. Когда она вышла из кухни, Сергей наклонился ко мне, сложив на груди молочно-белые руки.

— Ну что, devushka, когда займемся любовью?

— Вот хмырь. — Ники ткнула вилкой в его сторону. — Надо Рине сказать.

— У Астрид уже есть бойфренд, — сказала Ивонна. — Художник, он в Нью-Йорке живет.

Я ей все рассказала о Поле Трауте, когда наконец забрала его письма из «Желтой кирпичной дороги» в Голливуде. Она оказалась на той же улице, где я приставила когда-то нож к шее бездомной девочки, решившей, что я Уэнди. Ники отвезла меня туда после школы. Она встречалась неподалеку с ребятами из рок-группы, искавшими вокалистку Мне было совестно, что я так долго ему не писала. Много раз думала написать, но боялась. Скорее всего, он не откликнется. По дороге в Голливуд я нервно теребила конверт с надписью «Для Пола Траута». Надежда в белом прямоугольничке. Это уже ошибка. Вспомнилась песня, которую часто ставила Рина и которую я ненавидела всей душой, — «Люби того, кто рядом». Жизнь постоянно навязывает мне это, и все-таки я еду в Голливуд, и надежда бьется в руке, как птица.

Магазинчик был крошечный, там было много народу, — теснее, чем в нашем доме. Повсюду лежали комиксы. Мы с Ники вытягивали их из пачек, листали. Некоторые комиксы были смешные — «Болван Зиппи», «Кот Фриц и мистер Натурал», другие мрачные, отдающие экспрессионизмом, где Сэм Спейд[56] встречается с Мурно[57]. Были полки с самодельными журналами, полными плохих стихов. Японские комиксы, много порнографических. Карьерные истории офисных служащих и супермоделей, нарисованные в популярном стиле Лихтенштейна. Крыса-еврей в крысоловке, параноидальный бред какого-то чернорубашечника. Здесь продавалось все, начиная с классических комиксов до любительских рисунков, размноженных на ксероксе и скрепленных степлером. Пока Ники углубилась в книжицу о девушке-гангстерше, я направилась к прилавку, повторяя себе, что там меня ничего не ждет.

Тощий высокий парень в темно-вишневой рубашке что-то чиркал в блокноте, небрежно держа карандаш в бледной татуированной руке. Я откашлялась, он поднял глаза, мутные от травы.

— Я знакомая Пола Траута. Он ничего мне не присылал?

Парень смущенно улыбнулся, вытирая ладонью нос.

— Пол уехал в Нью-Йорк, вы не слышали? — Он пошарил под прилавком и выудил два конверта, настолько испещренных рисунками, что едва можно было разобрать адрес магазина. Внизу выделялась надпись: «Для Астрид Магнуссен».

— Без обратного адреса?

— Он часто переезжает. Не удивляйтесь.

Я оставила Полу письмо с картинками из нашей жизни на Риппл-стрит — охота за брошенными вещами, наша гостиная. Что дальше — неизвестно. Пол уехал.

В рок-н-ролльном магазинчике на углу Сансет Ники вела переговоры с группой — двумя крашеными блондинами и вертлявым брюнетом, сразу видно, барабанщиком. Конверты открывать я не решалась и вместо этого рисовала покупателей. Хулиганского вида девочки в черных колготках шептались, сдвинув головы, над диетической колой и двойными сандвичами. У другой витрины ели гамбургеры два сорокалетних рокера в кожаных куртках с заклепками, один приложил к уху мобильный телефон. Казалось, вокруг киоска шла выставка костюмов разных исторических эпох и народов — индейцы-могавки, «утиные хвосты» из крашеных волос, восточные косички, черный полиэстер, ботинки на платформе.

— Ты что, чокнутый? — горячилась Ники. — Я пела в двенадцати группах и никогда не вносила никаких денег! Это тебе должны платить, а не наоборот!

Желтоволосый басист виновато двигал языком пирсинг в щеке, серебристый гвоздь. Я зарисовала его. Брюнет судоржно стучал кончиком ножа по краю стакана.

— Играть надо там, где платят. Вы откуда вообще, из Фресно?

— Но они вроде… как Рокси, знаешь? — спросил высокий блондин, явно привыкший говорить от имени группы. Гитарист. — Ну, Рокси, это…

— Рокси, — сказал желтоволосый.

Я собралась наконец с духом и открыла столовым ножом из «Денни'з» первый конверт. Внутри были рисунки черной ручкой, фирменный стиль комиксов Пола, жирные и тонкие штрихи: Пол, идущий один по улице, сидящий в кафе «Ночные ястребы». Вот он видит блондинку с небрежно остриженными волосами и спешит следом за ней. Она оборачивается — оказывается, это другая девушка. «Увидятся ли они?» — печатные буквы под последним рисунком, где Пол сидит с блокнотом, а на стене за его спиной сплошь мои портреты.

Во втором конверте был комикс о побеге из тюрьмы — три парня ломают стальные двери, крадут машину, мелькает указатель «Из Лос-Анджелеса». Ночной переход через пустыню. Потом — табличка с осыпавшейся надписью «Сент-Марк-плэйс». Квадратноголовые амбалы идут мимо дома 143. На заднем плане статуя Свободы в темных очках, читающая комикс.

Сложив рисунки, я сунула их обратно в конверт, густо украшенный стрелами молний и звездами. На обороте девушка, скачущая на белой лошади среди облаков, — в том же комическом стиле. «Для Астрид Магнуссен». Если бы я знала.

А сейчас было слишком поздно. Напротив меня за кухонным столом сидел Сергей, который совершенно не беспокоился ни о моем бойфренде в Нью-Йорке, ни о своей собственной подружке в соседней комнате. Как любой из Рининых белых котов, ест, спит и совокупляется. С тех пор как я увидела их с Риной на кушетке, он смотрел на меня с намекающей усмешкой, словно у нас появился общий секрет.

— И что у тебя за бойфренд? — спросил он. — Высокий, здоровенный?

— Просто громадный, Сергей! — расхохоталась Ники. — Ты что, не слышал? Как Моби Дик.

Оливия говорила мне о мужчинах такого типа, как Сергей, — крепких, с выступающими синими венами на белой коже, с узким торсом и тяжелыми веками. С такими можно делать дела, они знают, чего