поворачивала в сторону, и, по обыкновению, оставили наши повозки посреди дороги. Вдруг из-за угла показался автомобиль, мчавшийся с такой быстротой, что шофер едва успел затормозить его. С необыкновенной ловкостью проехал он мимо нас, чуть задев стволы деревьев и едва скользнув по краю пропасти, тянувшейся вдоль самой дороги. Отъехав на некоторое расстояние, шофер обернулся, погрозил кулаком и послал по нашему адресу несколько проклятий. Я приветливо махнул ему рукой, так как в это мгновение меня осенила блестящая идея.

В тот же вечер, убедившись, что Пьер и Жак выпили достаточное количество кислого вина, я посвятил их в свой план.

– Товарищи, мы живем как собаки.

Они убедительно прорычали что-то – они почти никогда не говорили членораздельно.

– Сегодня, – продолжал я, – мне кое-что пришло в голову. Если бы наши повозки стояли на один дюйм ближе к краю дороги или шофер оказался бы менее ловким, авто разбилось бы вдребезги и полетело бы в пропасть.

Они снова пробормотали что-то, прислушиваясь к моим словам.

– Собачья жизнь, – повторил я. – Вам нужны деньги и деньги для того, чтобы пить внизу, в кафе у подножья гор, брантвейн – с женщинами, которые теперь не хотят знать вас, потому что вы нищие и ничего не можете им купить.

Они вынули трубки изо рта и прислушались внимательней.

– Человек, проехавший сегодня мимо нас, наверное, имел при себе много денег, большой, туго набитый бумажник. Когда он будет лежать без сознания, мы возьмем деньги. Один из нас принесет их сюда, где их можно спрятать в надежное место. Утерянный бумажник!

Что вы скажете на это, товарищи?

По-видимому, мой план им понравился. Жак отвратительно улыбнулся, причем выступили наружу его желтые волчьи зубы. Выпуклые черные глаза Пьера загорелись жадностью.

– Деньги мы разделим поровну на три части? – спросил он.

– Понятно, каждый получит треть, – поддакнул я. – Все остальное можете спокойно предоставить мне.

На следующее утро мы с обновленной энергией приступили к работе. Все время, пока мы работали в лесу, срубая сучья с поваленных деревьев и нагружая стволы на телеги, мы думали об удаче, возможно, поджидающей нас сегодня же на обратной дороге домой. Когда наступило время возвращаться, я заметил, что у моих спутников настроение лучше, чем было когда-либо.

Они шли рядом с повозками в приподнятом состоянии духа. Я, обладавший более зоркими глазами, оглядывал извилистую дорогу, бегущую вниз в долину и снова вверх в гору. Мы очень медленно огибали каждый угол и остановились у опасного места, исполненные злых надежд. Но все было не так просто, так как иногда нас замечали издалека, иногда шоферы ездили слишком осторожно. Все же на четвертый день наше терпение было вознаграждено. Маленький автомобиль показался из-за угла, вблизи которого мы, так сказать, стояли на якоре, со скоростью, которую развивает француз, желающий до конца использовать свою машину. Шофер дико вскрикнул, авто столкнулось с нашими повозками и полетело вместе с шофером в пропасть. Это было великолепное зрелище.

Я слез вниз к нашей жертве и вытащил из внутреннего кармана его пиджака многообещающего вида черный бумажник. Потом я приложил ухо к его сердцу и установил, что он еще жив. Я приказал Пьеру отъехать с телегой на другую сторону дороги, и мы спрятали деньги в дрова. После этого мы принялись ожидать дальнейшего, и, хотя мне не было никакого дела до того, жив или мертв был этот человек, все же я обмыл его раны и расстегнул на нем платье. Вскоре показался автобус, едущий из Канн в Гьер. Мы объяснили происшедшее, они расчистили место для пострадавшего и дали нам щедро на чай, собрав деньги с пассажиров.

После этого мы направились к себе и позже, когда зажгли огонь, раскрыли бумажник. В нем оказалось 200 франков, и я никогда не забуду дьявольской радости, отразившейся на лицах моих товарищей, освещенных дрожащим пламенем, когда они склонились ко мне, наблюдая, как я отсчитываю банкноты. Я разделил деньги на 3 равные части и сказал:

– Послушайте-ка, Пьер и Жак, я человек справедливый, и, кроме того, хоть я и не занимаю более высокого положения, чем вы, все же я всюду бывал и знаю свет. Если вы заберете эти деньги сегодня вечером с собой в деревню, вы напьетесь, выдадите себя, и нас всех упрячут в тюрьму. Я клянусь священной клятвой дровосеков, клянусь пламенем, что ваша часть останется неприкосновенной. Но сегодня не берите с собой в деревню больше 20 франков, которые англичане дали вам на чай. Остальные деньги дайте мне на хранение или спрячьте их сами.

Они были достаточно благоразумны, чтобы понять, что я опытнее их и даю им полезный совет. Итак, мы произнесли на старинном диалекте той местности священную клятву, и я пожал их большие жилистые руки, которые всегда напоминали мне коренья срубленных нами деревьев. Потом я пошел с ними в деревню, выпил стакан вина за дружбу и вернулся в нашу одинокую хижину с бутылкой самого лучшего брантвейна и пачкой крепкого табака. Я, как всегда, пил мало, но брантвейн пришелся мне по вкусу, а табак и того лучше. Я разлегся у просеки, возле сладко пахнувшей пинии, и глядел вниз на дорогу, красиво выделявшуюся на фиолетовом фоне. Время от времени в какой-нибудь из хижин зажигался огонь, потом над моей головой засветились звезды, мерцавшие сквозь неподвижные ветви деревьев. Сова пролетела мимо меня с рыдающим криком. Я потягивал вино, курил. Мысли зарождались в мозгу и исчезали. Я смутно ощущал красоту окружавшей меня природы, но не испытывал той радости, которая, обычно, наполняет мирные души при виде такого зрелища. Такая жизнь не дала бы мне ничего, кроме скучного и монотонного довольства. Я вспомнил большие города с шумными улицами, модные парки, театры, оперу, в которой звучали смех и музыка, улыбались прекрасные женщины. Оперу я любил особенно сильно. Я тосковал по роскоши и комфорту, по хорошему платью, вкусной пище и дорогому вину.

Следующая наша авантюра прошла так же, как первая, и принесла нам 2000 франков. Но на этот раз дело не обошлось так гладко. Мужчина, падая в пропасть, сломал себе шею, но его жена, получившая лишь легкие повреждения, подала на нас жалобу, так как наши повозки стояли слишком близко к краю дороги, и указала также, что исчез бумажник ее мужа, которого мы вытаскивали из пропасти. В ту же ночь к нам явился из соседней деревни жандарм, который обыскал наши вещи, но ничего не нашел. Я не позволил своим товарищам раскрыть рта и объяснил всю историю так, что на нас не падало ни малейшего подозрения. Когда мы остались одни, я серьезно обратился к ним:

– Товарищи, эта забава слишком хороша, чтобы часто развлекаться ею. На время ради осторожности надо прекратить это. Позже мы повторим эту штуку снова, причем выберем самую подходящую машину, так