– Живот?

– Да, всего-навсего. Иногда так бывает во время месячных. А теперь уходите.

– Ты принимала что-нибудь?

– Лекарство кончилось, – почти взвыла Чаз. – Оставьте меня в покое. – Она уткнулась лицом в подушку и сказала уже тише: – Пожалуйста.

«Пожалуйста»?

Должно быть, Чаз очень больна.

Джорджи побежала на кухню Брэма, принесла тайленол, заварила чай и все отнесла в квартирку Чаз. По пути в спальню она заметила на журнальном столике раскрытый учебник, пару желтых планшетов и карандаши и улыбнулась, впервые за всю неделю.

– Не могу поверить, что Эрон вам звонил, – повторила Чаз, приняв таблетки. – И вы ехали из самого Малибу, чтобы дать мне тайленол?

– Эрон был очень расстроен.

Джорджи поставила пузырек на тумбочку.

– Ведь ты бы сделала то же самое для меня.

Чаз мигом оживилась:

– Эрон расстроен?

Джорджи кивнула и протянула Чаз чашку горячего сладкого чая.

– Теперь я тебя оставлю.

Чаз с трудом села и взяла чашку.

– Спасибо, – пробормотала она. – Правда спасибо. Я не прикалываюсь.

– Знаю, – кивнула Джорджи, уходя.

Она забрала кое-что из брошенных впопыхах вещей, стараясь даже не смотреть в сторону спальни. Спустившись вниз, она залюбовалась золотистым светом, льющимся в окна. Она любила этот дом, его укромные уголки, его пространство. Любила лимонные деревца в кадках и тибетские покрывала, каминную полку и теплые деревянные полы. Как может человек, создавший такой теплый, добрый дом, иметь пустое, злобное сердце?

И в эту минуту в комнату вошел Брэм.

Его потрясенное лицо ясно показывало, что Джорджи была последним человеком на Земле, которого он ожидал… или хотел увидеть. Лицо самой Джорджи было белым, как мел от усталости и бессонницы, глаза ввалились, но он выглядел идеально – хоть сейчас на обложку «Джи-Кью». Стрижка новая: совсем короткая, как во времена «Скип и Скутер», – и Джорджи могла поклясться, что он сделал маникюр.

– Чаз больна, – коротко пояснила она. – Я приехала посмотреть, что с ней. Сейчас уезжаю.

Расправив плечи, она двинулась к веранде, но не успела коснуться дверной ручки, как Брэм оказался рядом.

– Ни шагу дальше.

– Не устраивай спектаклей, Брэм. У меня на них нет сил.

– Мы актеры. Кому же, как не нам, устраивать спектакли? – Он схватил ее за плечи и повернул к себе: – Я прошел через все это не для того, чтобы ты ушла от меня.

Ярость, которую она, как считала, успела погасить, вспыхнула нестерпимо жгучим пламенем.

– Прошел через что? Через что именно? Посмотри на себя! Чист, аккуратен, красив, подтянут. Да ты наслаждаешься каждой минутой своего существования!

– Вот как ты это видишь?

– Ты продюсируешь и играешь в отличном фильме. Все твои мечты сбылись.

– Не все. Я ранил тебя – главного в своей жизни человека!

Брэм прижал Джорджи к стеклянным дверям.

– И теперь пытаюсь это исправить.

– Каким образом? – презрительно фыркнула она.

Он смотрел на нее. В потемневших глазах отражались все муки истерзанной души – неплохая актерская школа.

– Я люблю тебя, Джорджи.

Перед ее глазами вспыхнул фейерверк.

– С чего это вдруг?

– Потому что люблю. Потому что ты – это ты.

– Выглядишь искренним. И голос – сама искренность, – бросила она, отшвыривая его руку. – Но я не верю ни единому слову.

Кто-то менее циничный мог бы посчитать, что самая настоящая боль стянула уголки его губ.

– То, что случилось тогда на пляже… – начал Брэм. – Я понимаю, как уродливо все это выглядело. И тем не менее в тот день на меня снизошло озарение, которого я не ожидал, но в котором так нуждался.

– Вот это чудо!

– Я знал, что ты не поверишь, и не могу тебя винить. – Он сунул руки в карманы. – Послушай, Джорджи. Мы нашли актрису на роль Элен. Дело сделано. Какие еще скрытые мотивы могут у меня быть?

Больше никаких молчаливых страданий, сопровождавших ее развод с Лансом. Поэтому она выложила все:

– Давай начнем с твоей карьеры. Три с половиной месяца назад я была человеком, готовым на все, лишь бы сохранить свой имидж. Совсем как ты сейчас. Твое сомнительное прошлое встало на пути твоего будущего, и ты использовал меня, чтобы все исправить.

– Это не…

– «Дом на дереве» не единственный твой проект в этой жизни. Скорее первая часть тщательно спланированной стратегии утвердить себя в глазах публики в качестве респектабельного актера и продюсера.

– В честолюбии нет ничего дурного.

– Есть, если ты намерен использовать меня, чтобы получить титул «Господин Надежность».

– Это Голливуд, Джорджи! Земля обетованная для разведенных. Кому, черт возьми, кроме Рори Кин, конечно, интересно, останемся мы семейной парой или нет?!

– Рори Кин! Точно!

– Не думаешь же ты, что я хочу вернуть тебя, чтобы не упасть во мнении Рори?

– А разве нет? Разве не таковы были твои намерения?

– Именно, что были. Но все это кончено. Я более чем счастлив строить карьеру на своей работе, не на своем браке.

Похоже, сердце Джорджи обросло мозолями, потому что она по-прежнему не верила ни единому его слову.

– Ты скажешь все, что угодно, только бы избежать публичного разрыва, но мне осточертело притворяться. Я прикажу Эрону прекратить эти трогательные заявления для прессы. И на этот раз позабочусь о том, чтобы он выполнил мой приказ.

– Черта с два.

Холодный расчет, светившийся в его глазах, сменился упертой решимостью. А потом у него, кажется, поехала крыша. Он больно прижался губами к ее губам, после чего сначала подтолкнул, а потом потащил Джорджи к заднему коридору.

– Ты пойдешь со мной.

Она споткнулась, но он крепко держал ее, не давая упасть.

– Отпусти!

– Я беру тебя на прогулку, – отрезал он.

– Можно подумать, ты предлагаешь что-то новенькое!

– Заткнись.

Он волоком втянул ее в гараж. Нет, грубым он не был, но и нежности особой не наблюдалось.

– Тебе пора понять, как высоко я ценю свою респектабельность.