Несмотря на дьявольский блеск его глаз, Изабел не сразу поняла, в чем дело. Ну когда она научится держать рот на замке?

Пришлось найти в себе хоть чуточку достоинства, что в нынешнем уязвимом положении оказалось не так-то легко.

— Считай, что я этого не говорила.

— Уверена?

Прямо-таки сплошное самодовольство.

— Совершенно.

— Точно? На случай, если еще не поняла, ты голая, прикованная к кровати, без всякой надежды на спасение и вот-вот подвергнешься жестокому насилию.

— Угу.

Она подняла колено повыше.

Он обвел мягкое кружево волос большим пальцем, наслаждаясь зрелищем. Она чувствовала его желание, горящее так же жарко, как ее собственное, и распознала под легким дразнящим тоном страстные, затягивавшие в омут желания нотки.

— Я не просто зарабатываю на жизнь, издеваясь над женщинами. Угрожаю всякому, кто стоит за правду, справедливость и американский образ жизни. И… чтобы быть откровенным до конца, твоя единственная защита от меня — жалкий овощ.

В ответ Изабел раздвинула ноги еще шире, желая показать, что не так уж беззащитна. Одновременно она пообещала себе, что когда все кончится, она не уснет спокойно, пока не испробует наручники на Рене. Если она не ошибается, особенно сопротивляться он не будет.

— Понял.

Его палец скользнул в нее.

— А теперь лежи смирно и дай себя изнасиловать.

Что он и сделал. Мастерски. Сначала пальцами, потом своим телом. Лег сверху и вонзился в нее. И мучил, пока она не услышала собственный умоляющий голос. И в то же время никогда не ощущала себя в большей безопасности, чем сейчас, оказавшись пленницей его изысканных ласк. Лелеема и любима… что за глупая мысль!

— Еще рано, милая.

Он снова поцеловал ее, яростно, властно, и вонзился еще глубже.

— Я не готов.

Он был более чем готов. Мышцы напрягались так, словно в оковах был он. Яростное наслаждение стоило ему больших усилий, чем ей. Он целиком погрузился в колыбель ее бедер. Она обвила его ногами. Они двигались вместе, закричали вместе…

Все узы, связавшие их с землей, лопнули. И в конце он стал еще большим пленником, чем она.

Пока он дремал, она встала и подняла наручники, оставленные на полу вместе с брошенным ключом. И долго смотрела на Рена. Его густые ресницы лежали на щеках стрельчатыми полумесяцами. На лоб падали пряди темных волос. Контраст между экзотической оливковой кожей и белизной простыней придавал ему вид великолепного язычника.

Изабел вошла в ванную, где запихнула наручники и ключ под полотенце. Ей следовало бы ненавидеть его за все, что он сделал с ней, но не получалось. Ни на секунду. Что случилось с женщиной, которая всегда считала необходимым держать события под контролем? Она охотно отдала ему все, что имела.

Включая свою любовь.

Ее пальцы сжали край раковины.

Она влюбилась в него.

Изабел долго смотрелась в зеркало, прежде чем опустить глаза.

Кому захочется смотреть на такую дуру?! Они знают друг друга едва две недели, и все же она, самая осторожная женщина на свете, когда дело доходило до романтических отношений, увязла по уши.

Изабел плеснула водой в лицо и попыталась отрешиться от происходящего, чтобы рассмотреть вопрос притяжения между женщиной и мужчиной с биологической точки зрения. Первые люди выбирали подруг, чтобы обеспечить продолжение рода, ведь тогда выживали сильнейшие. Подобные остаточные инстинкты сохранились до сих пор у большинства людей и, очевидно, в ней тоже.

Но что насчет ее выживания как современной женщины? Насчет выживания как женщины, исполненной решимости вступать только в достойные отношения, поклявшейся не повторять роковых ошибок ее беспутных родителей?

Ее связь с Реном должна была пробудить и высвободить ее сексуальность. А освободила ее сердце.

Изабел мрачно уставилась на мыльницу. Ей необходим план.

Ну да. Верно. Можно подумать, все другие планы сработали.

Но пока что она просто не может позволить себе думать об этом. Применит метод полнейшего отречения. Отречение — далеко не всегда так плохо. Может, если она не станет зацикливаться на своих чувствах, они просто исчезнут.

А может, нет.

— Хотите шоколадный торт или вишневый пирог?

Изабел остановилась на краю сада, наблюдая, как Бриттани протягивает Рену глиняное блюдце. Он внимательно всмотрелся в собрание разнокалиберных веточек и листьев.

— Пожалуй, лучше вишневый пирог. И может, стакан виски, если не слишком затруднительно.

— Так нельзя говорить, — одернула его Стеффи. — Нужно сказать «чай».

— Или коку, — предложила Бриттани. — Мы все можем пить коку.

— Ничего подобного, Брини. Только чай или кофе.

— Тогда чай.

Рен взял у нее воображаемые чашку с блюдцем. Жесты были настолько убедительны, что Изабел почти видела в его руках чашку с дымящимся чаем.

Она постояла еще немного, втайне удивляясь его странной увлеченности игрой. С мальчиками он таким не был. Даже когда подбрасывал Коннора или вместе с Джереми заглядывал под капот недавно отремонтированного «мазерати», делал это как-то обыденно и без особого интереса. Таким же странным казалось его желание включиться в навязанные девочками игры, вроде этого «чаепития». Нужно спросить, в чем дело.

Она отправилась на ферму узнать, пригодились ли металлоискатели.

Джулия, увидев ее, устало помахала рукой. На ее щеке виднелся черный мазок, под глазами лежали тени. На заднем плане трое мужчин и женщина методично шарили металлоискателями по оливковой роще. Остальные стояли с лопатами наготове, ожидая, когда прибор запищит, что случалось достаточно часто.

Джулия отдала лопату Джанкарло и подошла поздороваться с Изабел, которая немедленно стала расспрашивать о новостях.

— Опять монеты, гвозди и колесный обод. Нашли что-то побольше, оказавшееся частью старой плиты.

— Вы совсем измучены.

Джулия потерла щеку тыльной стороной ладони, размазывая грязь.

— Едва держусь на ногах. И бизнес страдает, потому что я почти все время здесь. Витторио не позволяет раскопкам мешать работе. Возит группы по расписанию, а вот я…

— Я знаю, вы раздражены, Джулия. Но не срывайте злость на Витторио.

Джулия слабо улыбнулась:

— Я все время твержу себе то же самое. Витторио приходится столько от меня выносить!

Они перешли в тень оливкового дерева.

— Я подумывала насчет Джози. Внучки Паоло, — заметила Изабел. — Марта говорила с ней о статуе, но итальянский Джози не слишком хорош, так что, кто знает, поняла ли она вообще что-то. Я хотела позвонить ей сама, узнать, что ей известно, но, может, лучше, если позвоните вы? Вы знаете об их семье больше