— А зачем им это нужно?

— Люди, которые страдают амнезией, то есть потерей памяти, часто считают ложь полезным инструментом, чтобы скрыть от окружающих свое плачевное состояние. Кроме того, таким образом они очень мудро, по крупицам, собирают информацию о самих себе.

— Оказывается, забывать — это очень тяжелая работа.

— Никто и не говорит, что забыть, кто ты — очень легко.

Джейн улыбнулась.

— Значит, вы решили, что у меня нет этого самого корсаковского синдрома?

— Да, мне кажется, что мы можем распрощаться с господином Корсаковым. К тому же чаще всего этот синдром бывает обусловлен алкоголизмом, а его мы начисто исключили.

— А что вы не исключили?

— Моя единственная догадка, и, кажется, только в этом и зарыта собака, — подчеркнул он, — это то, что ваша амнезия связана с какой-то психической травмой.

— Вы полагаете, что я сошла с ума?

— Как раз этого-то я и не сказал.

— Вы думаете, что все дело в моей голове, — произнесла она почти сердито, потом рассмеялась. — Вы хотите сказать, что причина того, что в моей голове ничего нет, гнездится именно в моей голове? Но мне кажется, что там осталось весьма немного.

— Я стараюсь доказать вам, что вы страдаете от реактивного непсихотического состояния.

Она почувствовала, что все ее тело напряглось от нетерпения.

— Может быть, мы будем говорить по-английски, доктор Мелофф, сделайте мне такое одолжение.

Следующие свои слова он подбирал медленно, тщательно их взвешивая.

— Каждый человек имеет свой порог переживания тревоги или страха. Когда порог достигнут, многие люди пытаются бегством в потерю памяти избавиться от тягостного ощущения. Это называется фугитивным состоянием и характеризуется уходом, убеганием. Когда жизненная ситуация становится слишком стрессовой, человек предпочитает иметь с ней дело таким образом, чтобы вообще не иметь с ней дела. Просто убежать от ситуации.

— Я внимательно вас слушаю, доктор Мелофф, но ведь многие люди живут под постоянным воздействием стресса, иногда очень тяжелого, на протяжении всей своей жизни. И тем не менее они не убегают от него, спрятавшись в беспамятство и забыв, кто они такие.

— Вы ошибаетесь, некоторые люди поступают именно так; у других наступают нервные срывы — эти люди бьют своих детей, впутываются в сомнительные махинации, грабят банки, иногда совершают убийства. Истерия может проявляться в большом многообразии форм и отличаться разной силой выраженности этих форм.

Она смотрела в потолок, стараясь скрыть слезы, а перед внутренним взором, как привидение, плясало ее окровавленное платье.

— Значит, вы думаете, что я просто истеричка?

— Есть большая разница между истеричкой и женщиной, страдающей истерической амнезией. Истерическая амнезия — это, если хотите, защитный механизм, форма самосохранения. Она охватывает обычно такой период жизни человека, когда он подвергался унижению или был охвачен страхом, злобой или стыдом.

— Это звучит так, как будто вы вслух читаете книгу.

Он усмехнулся.

— По дороге сюда я переговорил с нашим психиатром.

— Может быть, это мне следует переговорить с психиатром?

Он согласно кивнул.

— Но сначала я хочу провести несколько анализов и тестов. Просто чтобы быть уверенным, что мы ничего не проморгали.

— И что это будут за тесты?

— Я думаю обследовать вас с помощью ядерного магнитного резонанса — это отличается от компьютерной томографии тем, что для фотографии головного мозга используется не рентгеновский луч, а магнитное поле. Затем я хочу провести картирование зон электрической активности мозга и сделать компьютерный анализ этой активности — нечто, похожее на энцефалографию. Мы можем также провести позитронно-эмиссионную томографию. С помощью этого метода мы можем определить интенсивность обмена веществ в вашем мозге. Для этого потребуется ввести вам в кровь радиоактивный материал…

— Вы что, собираетесь травить меня радиоактивностью?

Он засмеялся:

— Ну ладно, так и быть — этого мы можем и не делать.

— И если все эти тесты дадут нормальные результаты?..

— Нам придется сделать вам поясничный прокол, чтобы исключить инфекционное заболевание нервной системы, или артериограмму, чтобы найти в головном мозге возможные сосудистые нарушения.

— Или мы можем сразу послать меня к психиатру, — сказала она. После всего услышанного такая перспектива показалась Джейн не такой уж страшной.

— Или… мы можем сразу послать вас к психиатру, — согласился врач.

— А что может сделать психиатр? Я имею в виду, чем он сможет мне помочь?

Ее снова охватило смятение. Как быть с деньгами? Как быть с кровью? Внутренний голос заговорил требовательно и громко. Она тряхнула головой, прогоняя эти мысли.

— Вероятно, она проведет несколько психологических тестов и несколько тестов на проверку памяти, — ответил доктор Мелофф.

— Еще тесты! — прервала она его.

— Но это же единственное, что мы умеем нормально делать.

— Сколько времени это займет?

— Это зависит от того, насколько быстро мне удастся все организовать. Но в любом случае надо набраться терпения на несколько дней.

Она застонала.

— Что стряслось? У вас сегодня тяжелый день, или вас смутил срок, или у вас вдруг случились какие- то неприятности?

— Я надеялась, что за это время все пройдет…

Он придвинулся к ней поближе и взял за руку.

— Это вполне возможно.

Она посмотрела на него с надеждой и ожиданием.

— Истерическое фугитивное расстройство, если у вас именно оно, может пройти само в любой момент, и я никогда не слышал, чтобы оно продолжалось дольше двух месяцев.

— Двух месяцев?!

— Обычно они исчезают так же быстро, как и появляются, то есть в срок от нескольких дней до нескольких недель от момента начала развития. Но мне в голову пришла вот какая идея: давайте перестанем спекулировать на гаданиях насчет вашего внутреннего мира и избавимся от проведения ненужных тестов. — Он подошел к столу, выдвинул ящик и достал оттуда старый журнал, Бог весть когда забытый кем-то в кабинете. — Успокойтесь и попробуйте сосредоточиться на том, что происходило в мире внешнем. — Он уточнил дату на обложке журнала. — Попробуйте проверить, что вы помните о событиях, которые происходили полтора года назад. Когда я вернусь, мы устроим маленький экзамен. — С этими словами он вышел.

В своей новой одежде она села за стол и пощелкала замком сумочки. Голой подошвой ступни она все время ощущала лежащий под стелькой ключ. Она размышляла, стоит ли сказать доктору Мелоффу всю правду. О крови. О деньгах. Это поддержит правильность его идеи насчет того, что у нее действительно какая-то разновидность истерического фугитивного статуса. А что будет потом? Побежит ли он сразу в полицию или будет соблюдать врачебную тайну? Будет ли для него, как для хорошего врача, ее признание