присутствии умирающего.

— Может быть, пригласить отца Джозефа?.. — спросил Тони.

Франко Перетти нетерпеливо отмахнулся.

— На это еще будет время, — сказал он и снова закашлялся. — Через минуту позовете. Томмазо, подойди сюда, — поманил он сына костлявым пальцем. — Иди сюда, чтобы я тебя видел.

Томмазо подошел поближе, еле сдерживая слезы. Его отец умирал.

— Еще ближе…

Томмазо наклонился над кроватью, положив одну руку на плечо Марионетты. Она замерла, все еще злясь на него, на Тони, на обоих. Трусы!

Старик немного приподнялся.

— Ты должен вернуть долг, Томмазо, — пробормотал он. — Ты должен принять его на себя. Это мое последнее желание…

Томмазо вздохнул.

— Я знаю, папа, — проговорил он прерывающимся голосом. — Я знаю.

— И ты послушаешься меня?

— Конечно, папа. Хоть я и не родился на Сицилии, но во мне твоя кровь. Я знаю, что значит долг чести.

— Значит, ты будешь платить долг, пока Альфонсо Моруцци не освободит тебя от него. — Эти слова больше напоминали приказ, чем просьбу.

— Да, отец. — Выражение лица Томмазо, несмотря на слезы, было торжественным. Он схватил руку старика, обещая сдержать слово.

Марионетта, неожиданно охваченная ужасным предчувствием, наклонилась к деду. Все казалось ей лишенным смысла. Или она слишком устала, чтобы понять? День был тяжелым, страшным: Сильвия умерла, Лино безвинно обвинили, ее брат оказался продажным, отец — слабым, а дед медленно умирает в темной комнате…

— Что это? — спросила она. — О какой плате речь?

Никто ей не ответил. Она сообразила, что оба, и дед и отец, смотрят на Тони, неподвижно стоящего в изголовье кровати. Девушка могла различить только очертания его фигуры, высоко поднятую голову и блеск в глазах.

— Я — эта плата, Нетта, — произнес брат. — Я принадлежу Моруцци.

Глава пятая

февраль 1952 года

— Марионетта, там еще один репортер, он хочет поговорить с тобой, — крикнул Марио с лестницы, ведущей в клуб.

Марионетта сидела за одним из столиков, согнувшись над газетной статьей.

— Скажи, чтобы уходил, — велела она, не поднимая головы. Девушка слышала, как Марио что-то негромко сказал, потом звякнул колокольчик — кто-то вышел. Перед ней лежали дневные газеты. Она не отрывала глаз от крупных заголовков. «Ринальди завтра повесят!» — кричал один заголовок. «Никакого милосердия к убийце проститутки!» — призывал другой.

На лестнице послышались шаги. На нижней ступеньке Марио помедлил, с беспокойством наблюдая за сестрой. Она принимала все слишком близко к сердцу и буквально обезумела от усталости. Кампания в защиту Лино Ринальди довела ее почти до сумасшествия. Портреты Марионетты появлялись во всех газетах, она давала интервью по радио, спорила с членами парламента в Вестминстере, писала бесконечные письма премьер-министру, новой королеве,[34] всем, кто мог прислушаться и изменить судьбу Лино. И все напрасно. Трудно было даже представить, что она сейчас чувствовала. Девушка вышла на публику, заставила себя говорить, оказалась храбрее многих и все равно ничего не добилась. Лино Ринальди должны были повесить на следующее утро в девять часов за убийство, которого он не совершал.

Марио подошел к столику и молча сел, взяв сестру за руку. Она с отсутствующим видом ответила на его пожатие, не отрывая глаз от газеты. Он заглянул через ее плечо. Нетта читала передовую статью в либеральной газете, ставящую под сомнение саму целесообразность смертной казни. Ему казалось, публикация служит сестре некоторым утешением, поскольку автор сочувствовал ее попыткам спасти Лино. Но горькой правдой оставалось то, что почти вся страна считала, что смерть Лино закономерна, — еще один негодяй получит по заслугам. Марио многие месяцы пришлось защищать сестру от нападок сторонников смертной казни, безумных выпадов тех, кто считал, что телесные наказания приносят пользу, сладкоречивых столпов общества, выступавших против засилья молодых и видевших в Марионетте еще один пример безмерной наглости молодежи. Ее лицо со шрамом, появившееся практически во всех газетах страны, только подтверждало подозрения этих законопослушных граждан: эта девушка, болтающаяся в Сохо среди подонков и преступников, аморальна, а этот уродливый шрам на ее лице — лишнее доказательство, что каждый получает по заслугам. Поэтому, дескать, нечего удивляться, что именно она возглавила кампанию за освобождение итальянского гангстера.

Марио незаметно оглядел стены клуба. Плакаты с итальянскими пейзажами сменили бесконечные вырезки из газет, касающиеся Лино Ринальди, начиная с ареста, суда, приговора и кончая апелляцией. «По желтизне газетной бумаги можно определить последовательность событий, — подумал он устало, — темножелтая и скручивающаяся — с сообщениями об убийстве Сильвии и аресте Лино в прошлом году, бледно-желтая и выгорающая — с новостями о приговоре, причем, на паре вырезок расползались темные пятна». Он вспомнил: это были следы драки, когда в клуб притащился пьяный и позволил себе пренебрежительное замечание насчет «ублюдков», которые получают, что заслужили. Марионетта тогда швырнула в него кофейником с горячим кофе, ошпарив ему руки и залив стену. Марио мрачно усмехнулся при этом воспоминании. Музыканты, друзья Нетты, схватили пьяного, втащили вверх по лестнице и без лишних церемоний выкинули на улицу, наказав не возвращаться, если жизнь ему дорога. Он с тех пор никогда сюда не приходил… «Странно, — неожиданно сообразил юноша, — музыкантов тоже не видно в клубе после того события».

Марио видел, что к этой коллекции скоро добавятся новые вырезки. Рядом с Марионеттой на стуле лежали ножницы. Удивительно, но даже ее одержимость по поводу судебного процесса не уменьшила популярности клуба, наоборот, народу стало еще больше. Да уж, сестра теперь знаменитость, или правильнее будет сказать, что она пользуется дурной славой? В любом случае, перспектива повидать живьем кого-то, о ком говорили по радио и писали в газетах, была слишком привлекательной для посетителей Сохо. Они валили толпами, чтобы посмотреть на Марионетту, а значит, платили за вход и за выпивку, поэтому, как это ни парадоксально, Перетти никогда еще так хорошо не зарабатывали. Люди приходили поглазеть на трагический шрам хозяйки клуба, сделать вид, что сочувствуют и интересуются делом Лино Ринальди, невнятно пообещать помощь и поддержку, но на самом деле все это были стервятники, прилетевшие клевать кровоточащие раны… «А тем временем, — огорченно подумал Марио, — наши настоящие друзья все исчезли, обеспокоенные неожиданной известностью семьи Перетти, а может, просто позавидовавшие, — трудно сказать».

Марионетта принялась вырезать только что прочитанную статью.

— Куда пропал тот музыкант, которому ты, вроде, нравилась? — спросил Марио. — Ну, тот, что похож на Дерка Богарда.

Девушка помимо воли улыбнулась.

— Не говори глупостей, Марио. Вовсе он не похож на Дерка Богарда. Ты имеешь в виду Микки Энджела?

— Да, его. Он приходил с другом. Питер, так, кажется его звали?

— Питер Трэвис. С бас-саксофоном. — Ее пальцы все еще аккуратно резали газету. — Питер, вроде бы, отправился с оркестром играть в каком-то круизе. — Последовала пауза. — А Микки Энджела, как я

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату