Он снова покачал головой, нахмурив брови.

— Ты слушай, — почти прошептал Франко, — ты только слушай.

Она кивнула, решив, что лучше не спорить.

— Я в молодости был боевой, — начал дед свой рассказ. — На Сицилии. Я организовывал стачки против землевладельцев…

— Мама мне рассказывала… — Марионетта вспомнила слова матери по поводу fasci, социалистической крестьянской организации.

Он улыбнулся, гордясь воспоминаниями.

— В своей деревне я был вожаком.

Она наклонилась и ласково погладила дедушку по голове. Он выглядел таким хрупким. Трудно себе представить, что этот больной старик был когда-то крутым парнем и что седые волосы, прилипшие к потному лбу, были в свое время черными кудрями, обрамляющими сильное лицо крестьянина, такое, как на фотографии на комоде.

— Я знаю все о твоем соперничестве со старым Моруцци, дедушка. Мама рассказала. Потому и отдала мне куклу.

Он нетерпеливо махнул рукой, неожиданно проявив свой прежний раздражительный характер.

— Не обращайся со мной, как с идиотом, внучка! Я еще не выжил из ума. Разумеется, ты знаешь историю про куклу, я не собираюсь повторять тебе все эти старые байки…

— Извини, — поспешила сказать Марионетта, чтобы успокоить его.

Дед приподнялся в постели, опершись на локоть, и тяжело, с присвистом, дышал, глядя на нее. Он немного успокоился.

— Вепе[32]. Начну сначала. Это было в тысяча восемьсот девяносто четвертом году… — пробормотал Франко. — Я руководил fasci, местной группой крестьян. Организовал забастовку против землевладельцев. Мы требовали, чтобы latifundia была поделена между крестьянами… — Неожиданно он внимательно посмотрел на внучку. — Ты понимаешь, что такое latifundia?

— Думаю, что да. Большое земельное угодье, правильно? Вроде… ранчо в Америке.

Он мрачно взглянул на нее.

— Больше напоминает прерию. Огромные участки пахотной земли, полностью принадлежащие негодяям, в том числе и Моруцци.

— И забастовка удалась?

Старик грустно расрмеялся.

— Конечно, нет. Но нам разрешили провести демонстрацию и высказаться. Потом состоялись выборы. Криспо стал премьер-министром. Все изменилось. Правительство распустило fasci, приказало арестовать организаторов и объявило на Сицилии чрезвычайное положение. — Его лицо потемнело при этих воспоминаниях, глаза слепо смотрели в сгущающийся сумрак комнаты. Садилось солнце, и тени на вытертом ковре удлинились.

Марионетта так заинтересовалась, что на время забыла ссору с братом.

— И тебя арестовали, дедушка?

Он закрыл глаза.

— Я спрятался. Я слышал, что тысячу крестьян отправили без суда на ближайшие острова. Другим была оказана сомнительная честь предстать перед военным трибуналом и получить суровый приговор. Я знал, что в любом случае шансов у меня нет. Если меня поймают, то посадят и никогда не выпустят…

— И где ты прятался? — Девушка выпрямилась на стуле и внимательно слушала, стараясь не упустить ни слова.

Старик пожал плечами.

— Где придется. В основном в горах. В пещерах.

— И как же ты жил?

— Джульетта носила мне еду. И деревенские ребятишки. Люди были полны отваги. — Его лицо смягчилось, потом снова помрачнело. — Местным трибуналом командовал Моруцци. Он всем выносил ужасные приговоры, многих высылал из деревни, разрушал семьи, лишал детей отцов… — Старик так расстроился, что замолчал, закусив губу. Затем посмотрел на свою внучку, освещенную светом лампы: как же она похожа на его любимую жену… — Джульетта пошла к Моруцци, — наконец произнес Франко. — Он все еще сох по ней, хотя она уже вышла за меня замуж.

— Она пошла просить за тебя?

Дед кивнул.

— Не знаю уж, что она сказала, но это сработало. Моруцци согласился не заметить, как мы покинем деревню и уедем в Неаполь. Он даже дал ей денег, чтобы мы могли заплатить за дорогу.

Марионетта удивленно смотрела на деда. Она вспомнила холодное лицо старика в дорогом пальто, которого встретила в Сохо несколько лет назад. Альфонсо Моруцци. Значит, у него все же есть сердце!

— Я понимаю, — продолжил дед, — это звучит дико, верно? После всего соперничества, после того, как он потерял Джульетту. Но это правда. Вероятно, он спас мне жизнь.

В голове у Марионетты все перепуталось.

— Но ведь я видела его, дедушка! Он показался мне жестоким, мстительным…

Дед покачал головой.

— Ты хочешь, чтобы все было просто, ragazza. [33] А все далеко не так. Люди куда сложнее, чем ты думаешь. — Он снова сжал ее руку, подойдя к концу своей истории. На Сицилии услуги так просто не оказываются. «Ты у меня в долгу, — сказал мне тогда Моруцци, — и когда-нибудь я этот долг с тебя потребую». — Старик вздохнул, вспоминая, и снова устало откинулся на подушки. — Это было у фонтана, около церкви, в полночь. Меня ждала Джульетта. Мы с Альфонсо Моруцци тогда пожали друг другу руки при лунном свете. — Он взглянул на внучку. — Я пообещал ему рассчитаться с долгом, прежде чем умру.

Наступила тишина. Потом Марионетта проговорила:

— И ты рассчитался, дедушка. Ты и папа позволили Моруцци завладеть кафе и клубом.

Он покачал головой, раздраженный ее тупостью.

— Нет, нет, ты ничего не понимаешь. Я говорю о долге чести, не о каких-то там договоренностях насчет кафе. О долге чести, Марионетта. Этот человек подарил мне жизнь. — Он беспокойно задвигался, совершенно обессилев к концу рассказа. — В ту ночь мы с Джульеттой покинули деревню. Кто-то перевез нас на рыбачьей лодке на материк, оттуда мы пешком пришли в Неаполь. Только родственники, к которым мы шли, исчезли. — Он заметил выражение ужаса на лице внучки и слабо махнул рукой. — Да нет, ничего страшного, просто они покинули страну, как многие другие итальянцы. Люди голодали, работы не было, вот они и уехали в поисках лучшей доли. Так что у нас с Джульеттой не оставалось выбора. Нам нужно было последовать их примеру, ведь в деревню мы не могли вернуться. На следующий день снова пустились в путь. — Франко посмотрел на внучку, уродливый шрам на лице которой в темноте не был виден. Как все- таки она была похожа в этот момент на его возлюбленную Джульетту! — Шли мы, шли, пока не пришли в Англию, — пробормотал он, постепенно теряя нить рассказа. Старик чувствовал, как жизнь покидает его. Джульетта давно ждет. Но он еще не закончил… — Вот видишь, — завершил он, собирая последние силы, — я все еще в долгу у старого Моруцци.

Марионетта не понимала.

— Но, дедушка, как ты можешь с ним расплатиться? Что ты можешь ему дать?

Он посмотрел на нее мутными глазами.

— Позови брата, — велел он. — Позови Тони. И отца.

Она поняла по его виду, что возражать бесполезно. Послушно поднялась, прошла к двери и открыла ее. Удивилась, заметив, что отец и брат застыли в тех же позах, в каких она их оставила. Томмазо стоял у окна и смотрел на улицу с тоскливым выражением лица. Антонио сидел за столом. Как будто время остановилось, пока она была в спальне дедушки, слушая его рассказ о прошлом.

— Дедушка хочет вас обоих видеть, — произнесла она.

Мужчины молча последовали за ней в спальню. Остановились у кровати, чувствуя себя скованно в