Когда Шейла открыла глаза, первым ее ощущением оказалась пронизывающая головная боль. Не требовался глубокий анализ, чтобы понять: боль не имеет никакого отношения к ее физическому состоянию, зато самое непосредственное — к ее семейному положению.

     Осознание новой ситуации было настолько внезапным, словно перед ней выпрыгнул чертик на пружине из игрушечной коробочки.

     Замужем.

     Она вышла замуж за Слейда. Где-то между разрывающими тело схватками на вопрос хилого человечка в черном она проскрежетала слово «да» и стала женой Слейда Гарретта.

     Она что, с ума сошла?

     Прижав ладонь ко лбу, Шейла глубоко вздохнула. Переложить ответственность за свой опрометчивый поступок на отупляющие обезболивающие средства не удастся. Ей ничего не давали. Вина за эту колоссальную ошибку лежит на ней одной.

     И на сладкоречивом журналисте, единственном мужчине, который обладает таким влиянием на нее:

     Шейла обхватила голову руками. Что же теперь делать?

     — Как вы себя чувствуете, доктор Поллак?

     Вздрогнув, Шейла открыла глаза. Она не слышала, чтобы кто-то входил в палату. Усилием воли она взяла себя в руки и выдавила улыбку. Ей показалось, что она узнала молодую медсестру, но не была уверена.

     — Головокружение. Слабость.

     Медсестра удовлетворенно кивнула.

     — Вы же знаете, так и должно быть. Я Элис, — представилась она на тот случай, если Шейла захочет ее вызвать позже. Быстро и ловко она измерила давление и температуру и занесла их на карту, прикрепленную в изножье кровати. Все было в норме. Закончив, она улыбнулась. — Хотите, я принесу ребенка?

     Ее ребенка. У нее девочка. Как она и надеялась.

     — Пожалуйста. — Шейла подтянулась повыше в кровати и разгладила одеяло. — Поглядим, из-за кого я здесь оказалась.

     Элис вышла и через несколько минут вернулась. Тихое хныканье доносилось из свертка в ее руках. Медсестра не сразу положила сверток на кровать, в ее глазах появилось материнское выражение.

     — Мы осмотрели всех новорожденных, — сияя, обратилась она к Шейле. — Все думают, что ваша девочка — самый красивый ребенок в детской.

     Я в этом уверена, что делает решение единогласным, подумала Шейла. Она потянулась к ребенку и взяла его на руки. Ощутив в руках приятную тяжесть, она испытала такой прилив любви, что даже вздрогнула.

     Ее собственный ребенок. Просто не верится. Она держала в руках столько новорожденных, но сейчас все было иначе. Совершенно иначе. Ей хотелось всю себя отдать этому крошечному существу. Подарить ему крылья. Защитить.

     Тут Шейла вспомнила о Слейде, и на нее нахлынули диаметрально противоположные чувства. Надо надеяться, она все уладит к тому времени, когда ребенок закончит школу.

     — Вы так всем говорите, — понимающе улыбнулась она медсестре.

     Элис замотала головой.

     — О нет, это правда. Она самая красивая.

     Шейла посмотрела на крохотное сморщенное личико своей дочки, и ее снова пронзило острое ощущение влюбленности. У большинства детей головки слегка деформированные, но у ее девочки безукоризненная головка, покрытая темно-каштановыми волосиками. Темно-каштановыми, как у Слейда. А глаза — цвета неба.

     — Да, действительно. Она прекрасна, — благоговейно прошептала Шейла.

     Элис не спешила уходить. На этаже сейчас на редкость мало рожениц, так что можно побездельничать пару минут.

     — Вы подобрали ей имя?

     Имя. Шейла привыкла называть жившее в ней крохотное создание просто Малышом. Я была слишком занята, чтобы выбрать имя, печально подумала она и мысленно извинилась перед крошкой.

     — Как насчет Ребекки? — От низкого мужского голоса мурашки побежали по ее коже. Приходя в себя, Шейла смерила взглядом Слейда, вошедшего в палату.

     Муж... Шесть футов два дюйма сплошных неприятностей, подумала она, поджимая губы. Она точно сошла с ума.

     — Ребекка? — медленно повторила она, как бы пробуя имя на вкус и слух. Медсестра тихо выскользнула из палаты.

     Слейд подошел, встал рядом с кроватью и впился взглядом в свою дочь. Вид ребенка подействовал на него как серия ударов, нанесенных хорошим боксером. Он опустился на колени, совершенно побежденный. Он не верил своим глазам, хотя в его кармане лежало официально оформленное разрешение на брак, ожидавшее лишь подписи Шейлы.

     — Это имя моей матери. Я всегда был к нему неравнодушен.

     — Ребекка, — повторила Шейла, глядя на дочку, и добавила имя своей матери: — Ребекка Сьюзан. Такое длинное имя для такой крошки.

     Слейд неуверенно протянул руку и коснулся маленького сжатого кулачка.

     Коснулся чуда, к сотворению которого был причастен. Как тогда, в родильной палате, что-то сжалось у него в животе. За годы журналистской практики он попадал в самые разные ситуации. Видел и был участником событий, от которых обыватели дрожат в своих гостиных перед телевизорами.

     Как же случилось, что такое маленькое создание довело его до состояния разогретой овсяной каши?

     — Тогда Бекки Сью? — предложил он, ища в глазах Шейлы одобрения.

     — Бекки Сью, — отозвалась Шейла, согласно кивая и улыбаясь. — Бекки.

     Ребенок издал звук, очень напоминающий скрип.

     Шейла рассмеялась про себя. Такой приятный звук, подумала она.

     — По-моему, ей нравится.

     Слейд кивнул, как будто не ожидал ничего другого. Малышке меньше суток, а она уже крепко держит его в кулаке.

     — Значит, принято единогласно.

     Шейла удивленно взглянула на Слейда, и профиль его, такой близкий и такой неотразимый, внезапно напомнил ей, как она вообще попала в теперешнее положение.

     — Разве я не имею права голоса?

     Можно подтянуть стул, но тогда он будет далеко от них. Слейд остался на коленях рядом с Шейлой и ребенком, наслаждаясь ощущениями, создаваемыми их близостью. Пожатием плеч он отмахнулся от ее вопроса.

     — Шейла, это классическая демократия в действии. «Ребекка» побеждает двумя голосами против одного. — Он положил руку на ее плечо. — Но ты еще можешь присоединиться к победителям, если