меньшевизм насквозь утопичен. В самом деле: вероятна ли — в случае поражения диктатуры — смена ее буржуазной демократией? Нет, это наименее вероятный из всех вариантов. Революционная диктатура еще никогда не сменялась в истории демократией. Термидор, по самому существу своему, есть переходный режим, своего рода керенщина наизнанку. Керенщина 1917 года прикрывала двоевластие, барахталась в нем против своей воли, помогала пролетариату вырвать власть у буржуазии. Термидорианский режим означал бы новое узаконение двоевластия — с перевесом буржуазии — и, опять таки против собственного желания, помог бы буржуазии вырвать власть из рук пролетариата. Термидорианский режим по самому своему существу был бы недолговечен. Его объективная роль состояла в том, чтобы прикрыть привычными для .трудящихся советскими формами приобщение буржуазии к власти. Но отпор пролетариата, его попытки отстоять или вернуть утерянные позиции стали бы неизбежными. Чтобы отбить такие попытки и укрепиться по-настоящему, буржуазии понадобился бы уже не переходный термидорианский режим, а более серьезный, крепкий, решительный — вероятнее всего -бонапартистский или, по-современному, фашизм[345].

Как левое крыло буржуазного общества, меньшевики боролись при бонапартизме за легальность. Они являлись бы при этом предохранительным клапаном буржуазного режима. Большевики-ленинцы боролись бы за завоевание власти в форме диктатуры пролетариата.

Общий вопрос об опасности термидора вызывает более конкретные вопросы: как близка эта опасность, не начался ли уже термидорианский переворот, какие реальные признаки его совершения.

Вопрос о темпе происходящих сдвигов имеет для тактики огромное значение. Темп политических перегруппировок внутри классов и между классами определить гораздо труднее, чем темп экономических процессов в стране. Во всяком случае, круто могут ошибиться те, которые рассчитывают, что процесс сползания будет длиться нынешним темпом еще ряд лет. Это наименее вероятная из всех перспектив. В процессе сползания могут быть очень крутые сдвиги под действием внешних или внутренних сил буржуазии. Срока их предсказать нельзя. Он может, однако, оказаться гораздо короче, чем мы думаем. Кто с этим не хочет считаться, кто отодвигает от себя эту мысль, тот будет неизбежно застигнут врасплох. Незачем напоминать, что капитуляция Зиновьева—Каменева[346] привела их на первых же шагах к необходимости прикрашивать положение, приуменьшать опасность и убаюкивать левое крыло партии.

Некоторые товарищи связывали вопрос о сроках термидора с вопросом о составе ЦК как верховной власти революции. До тех пор, пока ЦК терпел в своем составе оппозиционеров, эти последние являлись внутренним тормозом для сползающих: политика ЦК, по словам т. Томского, была «ни то, ни се», т. е. сползание к термидору встречало внутренние помехи. Устранение оппозиционеров из ЦК — так рассуждали указанные товарищи — будет означать, что сползающим уже невмоготу сотрудничество с представителями последовательно пролетарской международной линии. Это будет означать как бы официальное открытие термидора. Такая постановка вопроса по меньшей мере неполна и поэтому может вести к неправильным выводам.

Сила оппозиции состоит в том, что она, вооруженная марксистским методом, предвидит ход развития и предупреждает о нем. «Сила» сталинской фракции состоит в отказе от марксистской ориентировки. Сталинская фракция выполняет сегодня такую историческую роль, которую можно выполнить только в шорах, не оглядываясь по сторонам и не предвидя завтрашних последствий. Марксистские предсказания оппозицией сталинская фракция воспринимает как личную обиду, как клевету и проч., проявляя при этом типичные черты мелкобуржуазной ограниченности. Она громит поэтому оппозицию с удвоенной силой. Означают ли однако исключения оппозиционеров и даже формальное отсечение оппозиции в целом термидорианский переворот как совершившийся факт? Нет, пока что это лишь его подготовка партийными путями. Опрокидывая левый пролетарский барьер, сталинская фракция, независимо от собственного желания, облегчает продвижение буржуазии к власти. Но самый процесс этого продвижения еще только должен совершиться — в политике, в хозяйстве, в быту и культуре. Чтобы на деле обеспечить победу термидора, нужно первым делом отменить (или ограничить) монополию внешней торговли, пересмотреть избирательные инструкции и проч., и т. п.

В рамках партии и в ближайшем слое вокруг партии мы переживаем сейчас в крайне острой форме отражение и предвосхищение более глубоких классовых процессов, которые назревают и которые еще только должны прорваться наружу. Партии и ее группировкам предстоит в этих процессах гигантская роль. Но решаться вопрос будет классом. По мере того как реальная борьба классов за власть будет обостряться, самые группировки внутри партии будут изменяться. К выгоде оппозиции или к невыгоде. Это зависит как от объективных условий, в том числе и международных, так и от работы самой оппозиции, опять-таки не только в национальном, но и в международном масштабе.

Сила термидорианского натиска, как и сила пролетарского отпора, еще только должны обнаружиться в процессе действительной борьбы классов. Поэтому рассматривать исключение оппозиции из партии как уже совершившийся термидор неправильно. Вернее сказать, такая оценка могла бы оказаться правильной, если бы дальнейший ход событий показал, что изнутри партии нет более прилива рабочих элементов к оппозиции, что в рабочем классе нет более сил для отпора наступающей буржуазии и что, следовательно, выступления немногочисленной оппозиции были последним историческим всплеском октябрьской волны. Но для такой оценки нет основания. Думать, что пролетариат, несмотря на наблюдавшиеся в нем за последний период явления пассивности и выжидательности, не способен отстаивать октябрьские завоевания от внешней и внутренней буржуазии, — значило бы капитулировать до боя и без боя. Не может быть никакого сомнения в том, что дальнейший отпор справа усилит приток к оппозиции пролетарских элементов партии и влияние ее идей на рабочий класс в целом. Вопрос о сроках термидора и шансах его успеха или неуспеха вообще не является и не может явиться вопросом голого теоретического анализа или прогноза. Дело идет о борьбе живых сил. Результат должен определиться в самом действии. Внутрипартийная борьба, несмотря на всю свою остроту, есть только вступление к эпохе классовых боев. Вся задача еще целиком впереди.

Ясно, что при более быстром и благоприятном ходе революционного движения на Западе и Востоке оппозиция будет гораздо легче выполнять свою историческую задачу. Но и при замедленном движении мировой революции дело совсем не является безнадежным. Конечно, оппозиция не берется построить социализм в отдельной стране. Если исходить из того, что в течение ряда десятилетий империализм останется победоносным на Западе и на Востоке, тогда чистейшим ребячеством было бы думать, что пролетариат в СССР мог бы удержать власть и построить социализм — против победоносного мирового империализма. Но такого рода пессимистическая международная перспектива ни на чем не основана. Противоречия мирового хозяйства не смягчаются, а обостряются. В величайших потрясениях недостатка не будет. Весь вопрос в том, чтобы их использовать в интересах победы пролетариата. Именно этому учит оппозиция на примере китайских событий. Англо-русского комитета и пр. Успех на этом пути возможен лишь при условии, если будет обеспечена преемственность и активность подлинного большевизма, хотя пока что — в качестве небольшого меньшинства.

Но если бы даже весь ход борьбы в ближайший период оказался в корне неблагоприятным для диктатуры пролетариата в СССР и привел бы к ее падению, то в этом случае работа оппозиции сохранила бы все свое значение. Завершение термидора неизбежно означало бы раскол партии. Оппозиция перевела бы революционные кадры большевизма на почву борьбы против буржуазного государства. Наш левый фланг образовал бы при этом не «вторую» партию, а явился бы продолжением исторической партии большевиков. Вторая партия слагалась бы из переплета бюрократических и собственнических элементов, уже ныне имеющих свои опорные пункты на правом фланге. Эта вторая их партия явилась бы только ступенькой для настоящей, т. е. империалистской буржуазии, внутренней и иностранной. Задача большевистской партии — после буржуазного переворота — состояла бы в том, чтобы подготовлять вторую пролетарскую революцию. Сейчас дело идет, однако, о том, чтобы предупредить такой ход развития — через пролетарское ядро ВКП и рабочий класс в целом.

После формального отсечения оппозиции непролетарские классы будут себя чувствовать несравненно увереннее. Нажим еще более усилится. Формы и методы этого нажима будут становиться все более разнообразными и всеохватывающими: от нажима мастера в цехе и до нажима европейской и