родителями или учителями.
— Я только хотела спросить… Может, вы останетесь? Будете постоянной учительницей Томми?
— Боюсь, что нет. — Индийское блюдо из барашка, и без того не слишком горячее, совсем остыло. Она не сомневалась, что эта женщина наябедничает другим мамашам, что Франсис Стретерн не желает опускаться до зарплаты простого учителя.
— Я бы с удовольствием, но боюсь, начальство не разрешит, — притворно вздохнула она.
Родительница, шаркая, удалилась, весь ее вид говорил о том, что она явно относит себя к людям второго сорта. Франсис, не отрываясь, смотрела на дверь и раздраженно ковыряла барашка. Господи, как противно изображать существо подневольное, ведь на самом деле ее отъезд имеет совсем другие причины! Притворяться послушной рабой высших инстанций значило принижать собственное достоинство, заниматься проституцией.
И к тому же придется порвать с любовником.
— Я тебя уже такой видел, — тихо заметил Ник, глядя на нее сквозь пламя свечей. — Ты всегда такая, когда работа подходит к концу. Помнишь детей из Экстера, попавших в автобусную аварию? За несколько дней до конца работы мы почти так же ссорились, — он невесело усмехнулся, — пошли почти в такой же ресторан. А потом в Белфасте…
— Избавь меня от подробностей, — простонала она, втыкая вилку в кучку риса и отхлебывая большой глоток вина. — Спроси хозяина, как у него со свободными номерами. Если есть, закажи.
Встав, он немного помедлил.
— На сколько человек?
— На двоих, — буркнула она. — Мерзавец.
На следующий день почти у всех детей произошел срыв. В общем, так Франсис и предполагала. Томми Манро, кажется, не затронул общий процесс. Он вел себя спокойно, как взрослый, что было удивительно для умственно отсталого ребенка. Может быть, из-за бесконечной мешанины в голове он решил, что несчастье с его прежней учительницей — не более чем ночной кошмар.
А вот стриженный «ежиком» Грег Бэрр взорвался сразу после полдника. Началось с того, что он упорно не желал понимать, какую часть таблицы умножения ему задали выучить, и закончилось истерикой. Имя миссис Макшейн всплыло среди криков и воплей, и несколько детей заплакали, обвиняя друг друга в том, что случилось, а может, в том, что они ничего не сделали. Мартин Даффи, рыдая, кричал, что не виноват, сжав кулаки в карманах ярких спортивных шортов, Джеки Кокс выла, крепко обхватив голову руками. К двери, трясясь от страха, подбежала учительница соседнего класса. Лицо ее искажала нервная ухмылка, какая бывает у людей, идущих на казнь.
Франсис жестом показала: «Я справлюсь» и кивнула, прося закрыть дверь.
А потом все взяла в свои руки.
К концу дня она успокоила их, заворожила убаюкивающим шепотком, который мешался с легким стуком бьющего в окна дождя. Она сидела на высоком табурете, и рассказы ее лились рекой, атмосферные волны гудели, Франсис старалась не замечать, что нижняя часть туловища онемела под тяжестью Джеки, пристроившейся у нее на коленях. Джеки будет развитой девушкой, по крайней мере, физически. Эмоционально она была еще слишком мала, чтобы жить своей жизнью вне материнской утробы. Девочка обнимала учительницу за талию с цепкостью сумчатого зверька, нос утыкался Франсис в грудь. Джеки плакала часами — бесконечно хныкала, — и помочь этому могли только долгие-долгие уговоры.
Грег Бэрр играл в кольца с Харриет Фишлок и Кейти Расек, довольный, как медный грош, в тех самых пастушьих штанах из мешковины, которые были на нем во время рождественского спектакля. Его собственные брюки сохли на батарее. Грег их испачкал, когда с ним случилась истерика. Франсис понимала, что не может оставить класс и заниматься только Грегом, и поручила Кейти отвести мальчика в туалет и помочь переодеться. Рискованный выбор, если учесть строгое разделение детей по половому признаку в маленьком ротерском мирке, но Франсис рассудила, что так будет правильнее: Кейти была уже вполне взрослая и самостоятельная, Грег ее побаивался и тайно обожал. Но что еще важнее, умненькая Кейти догадалась, что ситуацию — полкласса рыдает и бьется в истерике, да еще мальчик, который наделал в штаны, — не может контролировать один взрослый, и она приняла задание, как баскетбольный мяч. В своем сочинении Кейти писала:
Сидя на высоком табурете, Франсис наблюдала, какими глазами Кейти Расек смотрит на Грега Бэрра, собирающегося бросить кольцо. Отчаянные попытки произвести впечатление на своего ангела-хранителя вдруг сделали Грега неуклюжим, его уверенность в себе пошатнулась, что сразу же отметили, каждая со своего места, и Кейти, и Франсис.
— Давай поиграем во что-нибудь другое, — шепнула девочка ему на ухо, не дав сделать бросок.
Франсис продолжала ворковать. Она рассказывала классу о своем хлюпающем доме, мокрой постели, о том, как она ночевала в гостинице. Сочинила рассказ, как они с мужем пытались спать дома, но от воды, которой напитался матрац, промокли пижамы. Описывала, как они с мужем поставили матрац на бок, рядом с обогревателем, и смотрели, как от него поднимается пар. Она то и дело повторяла, что сейчас в доме царит хаос, но она с ним справится, потому что у нее есть помощники, и скоро все войдет в колею. Рассказывая, она все время прижималась щекой к жиденьким волосенкам Джекки Кокс, поглаживая их на фразах, которые казались ей особенно важными.
Она говорила и говорила, без напряжения, как будто слова эти вырабатывались утешительным двигателем, крутившимся где-то внутри нее. Шуршание слов и дождя действовало на детей успокаивающе. Большинство слушали молча, некоторые играли, решали ребусы или рисовали. Рисунки с ружьями или разлетающейся на части головой ждали ее впереди: Джеки наверняка нарисует что-нибудь подобное на следующей неделе. Потом Франсис приведет в класс новую учительницу, а сама отправится на все четыре стороны.
Джеки дернулась в объятиях. Это она проснулась через мгновение после того, как задремала, и сразу же, нащупав ухом впадинку на груди, вновь подключилась к ритму ее сердца.
— Все будет хорошо, мой ангел, — мурлыкала Франсис. — Все будет хорошо.
Рыбы
Последние несколько дней Джанет брала дочку к себе в постель. Решение не самое лучшее, с точки зрения детских психологов. Но детские психологи давно перевелись, а дочка нуждалась в помощи.
Джанет пыталась уговорить Киф-киф спать одной, но девочка кричала по ночам, пугаясь кошмаров. Бог его знает, что ей мерещилось — акулы, наверное. Теперь же дочка спала без сновидений, свернувшись калачиком у живота Джанет.
Вокруг кровати от пола до потолка протянулась тугая проволочная сетка. В свете свечи поблескивали металлические штанги и застежка-молния в том месте, где был выход. Устав от монотонного тюканья, Джанет закрыла глаза и попыталась забыться, но ничего не получалось. Она постоянно боялась, что
