После боев в Нормандии 502-й тяжелый танковый батальон СС был переформирован в Зеннелагере/Падерборне и получил «тигры II». Из-за сильных авианалетов на сборочный завод Хеншеля в Касселе произошла задержка с поставкой полного комплекта танков, батальон отправился на Восточный фронт, на Одер, имея всего 29 «королевских тигров» из положенных по штату сорока пяти. Нас доставили по железной дороге в Штеттин, где мы и разгрузились 11 марта. Командир взвода 2-й роты 502-го тяжелого танкового батальона СС Эрнст Штренг, уже проявивший себя в Нормандии в составе 2-го танкового полка «Дас Райх», вел журнал боевых действий своей роты и из командирской башенки «королевского тигра» наблюдал за последними боями батальона на Восточном фронте и под Берлином.

Несколько недель в конце осени и зиму 1944/45 года мы провели в Зеннелагере, недалеко от Падерборна. Мы никогда не испытывали стыда от того, что находились далеко от войны. Мы слишком хорошо знали, что суровые дни в Зеннелагере преследовали только одну цель: закалить нас и наилучшим образом подготовить к последней битве, которая должна была начаться в ближайшие месяцы!

Поэтому зима в Вестфалии пролетела незаметно. В один из последних дней февраля 1945 года пробил наш час. Из Берлина пришел приказ о немедленной переброске батальона на Восточный фронт. Точный пункт назначения сначала держали в секрете, но батальону было приказано погрузиться в течение сорока восьми часов не менее чем на двенадцать эшелонов — и в путь!

Закипела работа. Танки 1-й роты въезжали на погрузочную эстакаду станции Зеннелагер. Наши машины грузились в Нойхаусе и Падерборне. Мы работали всю ночь при свете ручных фонарей, загоняя гигантские туши танков на платформы и закрепляя их. В пять часов утра наш тяжело груженный эшелон пустился в дорогу, и тогда мы узнали, что нас отправляют в Штеттин, где мы должны вступить в бой за крупный порт, служивший основным центром снабжения частей в Курляндии.

Мы оказались в районе западнее излучины Одера между Франкфуртом и Кюстрином. Здесь западный фронт русских изгибался вдоль русла реки. Линия фронта проходила приблизительно от Лебуса через Захсенхайм, Зелов, Горгаст, через Одерские болота и снова выходила к берегу реки. На расстоянии двухдневного перехода лежал Берлин, сердце Германии, со всем военным и политическим руководством страны и четырьмя с половиной миллионами жителей. В этой излучине Одера в ходе наступления в январе и феврале Красная Армия захватила плацдарм, с которого можно было начинать новые операции.

За предыдущие несколько недель к русскому плацдарму, представлявшему страшную угрозу Берлину и немецкому Восточному фронту, были стянуты огромные массы войск. Был сформирован танковый корпус СС. Многочисленные пехотные и танковые дивизии были подтянуты из тыла и усилили оборону вдоль высот к западу от низин.

Потери за день напрямую зависели от численности стянутых войск. Полностью окруженная старая крепость Кюстрин, один из основных узлов обороны на Восточном фронте, из последних сил отбивалась от постоянных атак русских полков. Казалось, что небывалое сосредоточение русской полевой и противотанковой артиллерии и танков на столь малой площади вселяло в красноармейцев уверенность в победе. Около 3 часов дня ротному приказали прибыть на КП батальона. Обратно он вернулся на машине.

«Всем командирам немедленно явиться для постановки задачи! Приготовить танки!» По карте командир объяснил план атаки, намеченной на ночь. Нам предстояло начать атаку в центре вражеского плацдарма под Захсенхаймом и прорвать фронт совместно с дивизией парашютистов и целым танковым батальоном. Мы должны были дойти до Одера по совершенно незнакомой местности, в условиях вражеского сопротивления и в ночной темноте.

Мы озабоченно переглянулись, подумав об одном и том же. Мы не стеснялись высказать свои опасения и возражения, зная наверняка, что любая подобная операция с нашей стороны обречена на провал. С другой стороны, для нее были весомые причины. Одна из них — сосредоточение вражеской артиллерии, которую, как надеялось командование, можно было уничтожить в течение ночи, когда эффективность наблюдателей снижается, а также множество позиций противотанковой артиллерии.

Соблюдая интервалы между машинами, мы двигались к кипевшему фронту по извилистым грунтовым дорогам, через долины и холмы, оставляя за собой длинный шлейф пыли. За последней грядой холмов был укрыт прожектор, который должен был наводить на цель самолеты люфтваффе, поддержка которых была обещана на эту ночь. По имевшимся данным, наши передовые позиции находилисьрядом с противоположной окраиной города. Танки вышли к противнику, но на линии фронта было по-прежнему тихо.

До полуночи оставалось несколько минут. Наш взвод шел головным; остальные танки следовали колонной по дороге. Туда-сюда носились посыльные, выкрикивавшие названия частей, имена, какие-то ответы.

Вдруг громыхнул взрыв, блеснула яркая вспышка. Остальные орудия взвода Шройфа тоже вступили в бой. Артиллерия, минометы, танки — в ход пошли все орудия убийства и разрушения.

К шуму саперных лопаток и бряцанью котелков добавились рев мощных двигателей, лязг гусениц и пронзительные вопли. В темноте трудно было что-либо различить. Только по радиопереговорам можно было понять, что происходит. Мимо нас по дороге бежали окровавленные солдаты. Впереди фугасные снаряды и пулеметные очереди долбили по ближайшей ферме, занятой противником.

Около часа ночи была занята первая вражеская позиция. Плоская равнина была залита красноватыми отсветами горящих ферм и танков. Наша колонна медленно продвигалась вперед. Слева от нас яркой голубоватой вспышкой взорвался вражеский танк. Строчки трассирующих пуль хлестали по бортам танков, улетая рикошетом в стороны и вверх.

Теперь наши танки вышли ко второй линии обороны противника, освещенной горевшими фермами, резкие черные силуэты которых виднелись в тылу. Нам было приказано принять вправо, чтобы прикрыть самый уязвимый фланг. Мы двигались в полной темноте, натыкались на воронки и другие препятствия, и лишь по вспышкам пламени из выхлопных труб соседних танков можно было догадаться, где они.

Медленно светало. Призрачные тени холмов и деревьев стали обретать форму и цвет. Взводы построились. Передовые части полков жестами показывали свое местонахождение, и части начали разворачиваться и перегруппировываться.

Наши пулеметы и орудия открыли огонь точно поверх голов нашей наступающей пехоты. Перед нами кучки людей в бурых шинелях торопливо отходили по полям назад, мгновенно исчезая в тумане. Десять… двадцать… тридцать стволов били трассирующими очередями по рядам противника и молочной пелене за ними. Русские в беспорядке отходили к следующей полосе обороны. Но вдруг на ряды атакующей пехоты обрушился целый вихрь минометных снарядов, вынудивший редкие цепи залечь и молотивший по вжавшимся в землю телам. Солдат подбрасывало в воздух, швыряло на землю, распарывало горячими осколками. Отовсюду слышались крики и стоны.

Далеко впереди виднелись русские противотанковые орудия, спешно подходившие справа и занимавшие позиции на обратном скате высоты, чтобы образовать широкую линию обороны.

Мы немедленно открыли огонь по вражеской батарее из четырех танковых орудий с дистанции 1200 метров. Остальные наши танки все еще были скрыты за усадьбой. Из-за холма по нам открыли огонь десять орудий, и их снаряды падали все ближе к нашим танкам, стоявшим посреди чистого поля. Дуэль продолжалась несколько минут. Потом замолчали первые два противотанковых орудия, подбитые нашими снарядами. Почти тут же танк Шаубингера получил попадание в башню; еще через несколько секунд наша машина получила несколько попаданий в лоб и по гусеницам. Хельвиг доложил о попадании в башню и повреждении орудия. Попадания посыпались одно за другим. Шаубингер отходил в небольшую низину. Мы не заметили, как Хельвиг тоже отошел. Град вражеских снарядов немедленно сосредоточился на нашей машине. Заряжающий, не выдержав напряжения и надышавшись пороховой гари, свалился без сознания. Попадание снаряда сдвинуло с места рычаг переключения скоростей заднего хода. Прошло несколько