– Императрица знает о вашем проигрыше.

– И что же?

– Сказала только: «Вот и Рибас начал проигрывать».

– Отлично.

– Федор Ростопчин уверяет всех, что вам все нипочем.

– Почему?

– Считает, что вы в Одессе наживаете полмиллиона в год.

Адмирал усмехнулся, раскрыл шкатулку жены.

– Не могли бы вы помочь мне продать что-нибудь из этого?

– Конечно.

Адмирал вместе с Андре уехал на следующий день. Россия майскими цветущими садами и зелеными полями летела навстречу экипажу, в котором Рибас лишь поглядывал на угрюмого Андре и обдумывал застрявшую в голове мысль: почему открытые листы на свободное плаванье шкиперу Спарпато оказались в Петербурге? Что-то тут было не так. Зачем неаполитанскому посланнику понадобилось пересылать их из Константинополя в Петербург? Почему не в Черноморское адмиралтейское правление? Может быть, это подлог, связанный с масонами Ризелли и его пребыванием в Одессе? Если это так, то под нажимом его, Рибаса, Черноморское правление выдало теперь шкиперу разрешение на плаванье, и получалось… Адмирал покрылся холодным потом: «В таком случае я содействовал его темным делам! Надо как можно скорее добраться до Херсона!»

Но как он не спешил, дворцовая курьерская почта обогнала его, и в Екатеринославе он получил письмо от Базиля о том, что одно кольцо удачно продано и что императрица вдруг распорядилась выдать адмиралу шестнадцать тысяч в благодарность за усердие, но деньги следовало получить в дворцовой канцелярии.

Адмирал остановился у нового губернатора и тезки Осипа Хорвата и написал Базилю: «Екатеринослав. 7 июня. Я послал жене формальную доверенность для получения 16000 р. и бланк, на котором можно писать прошение в Кабинет, потому что никто не знает того форму… Г-н Хорват меня очень хорошо принял, и я очень доволен им, хотя мой преследователь г. Мордвинов написал ему низкое письмо на мой счет. Мне кажется, что этот адмирал от лукавства и злости с ума сошел». Он до того переполнил дозу неприязни ко мне, что я истинно к тому равнодушен».

Андре захворал, и адмирал оставил его в Екатеринославе, взяв слово, что по выздоровлению он отправится к Феличе в Брацлав, продолжать службу. В Херсоне Рибас узнал, что открытые листы шкиперу Спарпато выданы и его суда ушли к бывшему Хаджибею – название Одесса в Черноморском правлении воспринимали скептически и считали его временным.

Уже за островом Тендра адмирал начал всматриваться в надвигающийся берег, как будто желал увидеть законченный постройками сказочный город, а вместо него стал различать неровные силуэты обыденных домов на взлете холма, но разочарования не было: в прошлом, году он и этого не увидел бы. Пять купеческих судов из; Константинополя стояли на рейде. В Хаджибейской, а теперь Одесской гавани, с палубы бригантины адмирал определил, что за зиму сделано немало. На берегу его встречали де Волан в новом полковничьем кафтане, бригадир Киселев, майор Кейзер, оба Кирьякова и полковник Марк Портарий.

– Не ожидал, господа, что так успешно идут работы. Военный мол почти отстроен!

– На сто пятьдесят сажен засыпали, – сказал де Волан. – Зима помогла. Гавань замерзла.

Это было неожиданно: в прошлые зимы гавань не замерзала.

– Местные татары говорят, что море у берегов раз в пять-шесть лет обязательно замерзает у берегов, – сказал Кейзер.

– Нам это пришлось на руку: сваи со льда били, – пояснил де Волан.

Киселев вздохнул и сказал о своем:

– Зима лютая стояла. С жестокими ветрами. Смертность в войсках большая.

– Сколько же?

– До тысячи человек.

– Да ведь это же полк! – воскликнул Рибас.

– А что поделаешь? – пожал плечами Киселев. – Топливо кончилось. В казармах стужа стояла. Благодарение Богу – чума обошла. А сейчас умирают меньше.

– Все равно головой отвечать.

Помрачневший адмирал подошел к начальнику таможни Михаилу Кирьякову и спросил о шкипере Спарпато.

– На Тавриду с двумя судами направился, – ответил Кирьяков. – Десятка два наших греков с ним ушли.

– Как же так?

– Разве уследишь? Ночью на лодках утекли. Теперь уж, верно, в Севастополе.

«Послать туда кого-нибудь или отправиться самому», – решал адмирал. Он отобедал в присутствии Миши, Лизы и офицеров. Затем передал штатное расписание греческого и албанского дивизиона и приказал приступить к его формированию. Сообщил, что в Овидиополе и Одессе учреждаются соляные магазейны. В Овидиополе на 800 тысяч пудов, в Одессе на миллион двести. Одесской солью решено было снабжать Изъяславскую, Браславскую и Подольскую губернии. А соль в Одессу везти из Тавриды. «Это и мне повод отправиться туда», – решил адмирал и объявил:

– Господа, у меня срочные дела в Тавриде. Через час я отплываю.

Мишенька стал упрашивать взять его с собой, и Рибас согласился, приказав собираться по-военному, а Лизе сопровождать его.

Плаванье до Севастополя прошло восхитительно. Миша стоял у руля, обозревал берега в зрительную трубку, довил камбалу. Рибас не говорил с Лизой о Катрин, чтобы не огорчать, а занимал ее рассказами об Италии. Крымский берег к этому располагал. В Севастопольской таможне он узнал, что шкипер Спарпато не торгуясь закупал провизию, нашлись очевидцы того, что на его суда тайно грузили оружие, а три дня тому он снялся на Константинополь, взяв на борт в укромной бухте человек двадцать разной национальности. Об этом сообщил казак, который в последний момент отказался от денег шкипера. «Если Ризелли на его судах, – думал Рибас, – значит, он решил вернуться на Сицилию или Италию не с пустыми руками. Но что они затевают?»

С правителем Тавриды генерал-майором Жегулиным адмирал осмотрел евпаторийские берега, побывал на озере Сако и определил, что отсюда весьма выгодно брать соль для одесского магазейна. Жегулин дал распоряжение построить тут три пристани. Войновича в Севастополе не оказалось. Его назначили начальствовать над строящейся верфью на Днепре, где предполагалось заложить суда для гребной флотилии Рибаса, и адмирал послал старому приятелю дружеское письмо с надеждой на скорую встречу.

Вернувшись в Одессу, адмирал занимался организацией транспортов за солью в Тавриду. Афанасий Кес, привозивший из Херсона медь, не только взялся за новый промысел, но и привел незнакомого Рибасу купца:

– Рибас-паша, я снова перейду в мусульманскую веру, если вы не узнаете его! Но клянусь Христом и Аллахом – вы его не узнаете!

Черноволосый, облысевший со лба, грек в русском кафтане стоял перед адмиралом и улыбался. Он оказался Федором Флоганти – бывшим послушником с острова Периго, двадцать пять лет назад служившим под началом Рибас-паши на судне «Лазарь». Но провидение на этом не закончило свои сюрпризы. К адмиралу явился Федор Бицилли – бывший юнга, которого матросы «Лазаря» выловили у острова Патрос четверть века назад. Теперь это был стройный мужественный офицер со шрамами на лице. Во вторую Турецкую войну он дослужился до чина секунд-майора в армии Юрия Владимировича Долгорукова. Рибас прочитал его рекомендательное письмо.

– Майор, для вас у меня есть вакантное место, – сказал адмирал уважительно. – Согласитесь ли вы на должность командира формируемого в Одессе греко-албанского дивизиона?