– Сколько?

– Три.

– Отлично. Но сначала все-таки следует определить: кто из нас банкомет!

– Ах да. Простите, – «спохватился» Рибас.

Они вытащили из колоды по карте, адмиралу досталась меньшая – он банковал, а поэтому достал из шкатулки объявленную сумму и с первой сдачи к нему пришла девятка. Это означало, что Маттео проиграл девять тысяч – выигрыш за девятку шел втрое.

– Вина? – спросил Маттео.

– Непременно! – «охотно» согласился Рибас, и его противник щелкнул пальцами и крикнул слуге: – Венгерского!

Собственно, адмирал уже отыграл проигрыш Андре, но нельзя было оставить взятую на себя роль. И потом, если и дальше так будет везти… В банк Маттео поставил двести рублей, восьмеркой удвоил их. Рибас отдал проигрыш, достал табакерку, положил под нее пятьсот и объявил:

– Играю под прессом!

– Вы так боитесь за финал? – спросил противник. Он знал толк в игре. Под прессом обычно играют в конце, когда денег у проигрывающего остается мало, а под прессом, не объявляя суммы, можно скрыть их нехватку. Но что теперь скажет Маттео? Он мог объявить: «Беру пресс», или «Беру вдвое», он мог хоть удесятерить неизвестную ему сумму под прессом.

– Беру вдвое, – сказал он и выиграл восьмеркой.

– Пресс вдвое – это тысяча, – подсчитывал Рибас. – Да за восьмерку – вдвое, получите две тысячи.

Десять талий Рибас играл под прессом. Маттео посмеивался:

– У вас же есть деньги. Зачем вам пресс?

Но Рибас намеренно путал игру.

К ним подошел бледный Андре. Маттео почему-то встал.

– Прошу вас. Мой долг. – Андре небрежно бросил ассигнации на стол. – Я не затруднил вас?

– Нисколько.

– Честь имею.

Маттео кивнул. Андре отошел от стола. Следующие десять талий Рибас играл без пресса. Удача была попеременной.

– Боже мои, – услыхал Рибас рядом с собой голос Катрин. – Я просто извелась. Сколько же можно играть, дорогой Маттео?

Рибас повернулся к ней, встретился взглядом, встал, поклонился:

– Мадам, не имею чести быть знакомым, но сочту за величайшее удовольствие быть представленным.

– Катрин Васильчина, – сказал партнер.

«Имя она не переменила. Но неужели здесь в амазонках? – спросил себя Рибас, а Катрин лукаво улыбнулась, протянула руку в кружевной перчатке.

– Я хочу, чтобы вы обыграли Маттео, – сказала она, когда он целовал ее руку.

– Мадам, ради вас я сделаю это непременно.

– Сделайте это хотя бы для себя.

– Свой выигрыш я посвящу вам.

– Маттео, я жду! – сказала она капризно, Маттео улыбался, с усмешкой взглянул, как Рибас не сводит глаз с Катрин, которая уходила. Адмирал сел, обернулся, совсем «забыв» об игре, воскликнул:

– Какая женщина! Вы счастливчик, Маттео.

«Она волнует и отвлекает его партнеров, – думал Рибас. – Желает им выиграть. А уж если такая рыжеволосая весталка на твоей стороне – противникам Маттео море по колено. Неужели амазонка? Но как же она превратилась в подругу игрока?» Адмирал повел сильную игру, отвечал на крупные ставки не менее крупными, но заметил, что неизменно остается хоть в малом, но проигрыше. «Нужно озадачить ангела судьбы моего визави» – решил он и спросил по-итальянски:

– Вы не знаете Диего Ризелли? Он в Петербурге?

Маттео чуть было не выронил карты, выпил вина, внимательно посмотрел на адмирала своими белесыми на выкате глазами и вдруг ответил:

– О, нет, адмирал. Ризелли в Одессе.

В одно мгновение рухнул карточный домик психологической игры, которая, как думал Рибас, возведена им искусно. «Он знает меня! Знает, что Хаджибей переименован. Ризелли в Одессе? Или это блеф, чтобы я потерял равновесие? Бог мой, он наверняка знает, что я знаком с Катрин!»

Шесть талий Маттео выигрывал вдвое с первой восьмерки без прикупа. Рибас ставил мелочь. Потом тысячу, обернувшуюся тремя тысячами проигрыша. Затем играл осторожно, но Маттео вдруг поставил пять и взял пятнадцать! Ангел удачи отлетел от Рибаса. Он снова стал играть под прессом. Маттео не рисковал и пресс оценивал скупо.

Когда зажгли свечи? За соседним столом карты щелкали, как звучные пощечины. Графин с вином переменили в третий раз. Маттео играл чисто. Надо было кончать, адмирал объявил, что играет последние десять талий. На восьмой, из всех денег, взятых из дома, у него осталось полторы тысячи. Он поставил тысячу четыреста, которая тут же упорхнула к сопернику.

– Что теперь? – думал он лихорадочно. – Сотню под пресс?» Он положил под серебряную табакерку ценные бумаги на владение землей в Бююк-Сюрен, с тоской вспомнил Айю, а бумагами через мгновение завладел Маттео, долго рассматривал их, кивнул, сказал:

– Превосходно!

Десятая последняя талия принесла адмиралу на сотне смехотворный по сравнению со всей игрой выигрыш в триста рублей. Все было кончено. Рибас встал, предложил:

– Нам нужно переговорить.

– О, нет, я устал, – ответил, зевая, Маттео.

Рибас кивнул и вышел из малиновой. Андре нигде не было. Адмирал направился к своему экипажу и не удивился, увидев в коляске поджидавшую его Катрин. Ничего не приказав кучеру, он сел напротив нее.

– Ты много проиграл? – спросила она.

– Как ты оказалась с ним?

– Меня ограбили под Ольвиополем.

– У тебя есть поместья.

– Родственники добились их опеки.

– Значит, теперь ты амазонка.

– Что это значит?

– Маттео использует тебя в игре.

– Но как? Он шулер?

– Я не заметил.

– Я всего лишь третий раз с ним у Вирецкого.

– Это начало.

– Что же мне делать? У меня совсем нет средств.

Рибас с усмешкой достал триста рублей и передал Катрин:

– Это все, что у меня есть. Оставь игрока. Добивайся снятия опеки.

Не поблагодарив его, она вышла из экипажа.

Дома адмирал спросил у Хозикова:

– Андре здесь?

– Я проводил его в гостевую. Он спит.

На следующий день адмирал собирался к отъезду вместе с Андре. Петербург уже знал о его проигрыше. Жена съязвила:

– Вы уезжаете? По-моему, вы должны идти в Одессу пешком.

Но все-таки, несмотря ни на что, Настя была верна себе и в другом – через Хозикова она прислала мужу шкатулку с драгоценностями. Адмирал побежал к Насте, пал на колени, целовал ей руки.

Из дворца явился обеспокоенный Базиль Попов.