Бывший комиссар полиции смахнул набежавшую на глаза слезу.

Четыре пачки банковских билетов из сейфа были вручены двум полицейским чиновникам.

Лекок по-прежнему лежал не шевелясь. Осужденный канским судом обменялся рукопожатием с теми, кто арестовал его и вел его уголовное дело.

– Я отвечаю за этого человека, – произнес Андре, вновь закрывая решетку. – Когда баронесса Шварц уедет, присылайте сюда ваше правосудие; мы оба будем ждать его.

И он вернулся к поверженному Лекоку. В ту минуту, когда Андре Мэйнотт произносил свои последние слова, дверь в коридор, издав протяжный скрежет, распахнулась, и раздался пронзительный женский крик:

– Андре! Андре! Я не хочу уезжать!

Растрепанная, с блестящими безумными глазами на пороге выросла баронесса Шварц. В ответ на ее крик со стороны решетки раздался дикий восторженный вопль.

Прежде чем взволнованный и изумленный Андре попытался что-либо сделать, Лекок с быстротой змеи покатился по полу и таким образом пересек всю комнату. И вот он уже стоит в дальнем углу, сжимая в руке двухзарядный пистолет.

– Ты был прав! – сипло вскричал Лекок, пьянея от ярости. – В том кармане у меня действительно кое- что припасено! И я прекрасно знаю, куда надо тебя разить, приятель! Ха! Я знаю, где твое сердце, и прежде чем отправиться в ад, я разом уплачу тебе все мои долги… Смотри же!

И он направил пистолет прямо в грудь Жюли; раздался выстрел.

Но кто-то с быстротой молнии выскочил из коридора и заслонил Жюли. Это был барон Шварц; сраженный пулей Лекока, барон упал.

А Андре Мэйнотт и Приятель-Тулонец уже сцепились в смертельной схватке, напоминавшей поединок льва и тигра: враги боролись яростно и молча.

Сжимая друг друга в яростных объятиях, они покатились по полу к самому сейфу, и Андре со всей силой ударился головой о его стальную дверцу. Слизывая с губ кровавую пену, Лекок мгновенно высвободил руку, сжимавшую пистолет, и, испуская глухое рычание, приставил его к окровавленному виску Андре. Даже если бы свидетели могли броситься на помощь Андре, они бы опоздали.

Господь сам решил исход поединка.

Лекок распластался возле внутренней стороны распахнутой двери сейфа, Андре – возле внешней. В тот миг, когда Лекок спустил курок, Андре изловчился, рванулся и толкнул дверцу.

Раздался выстрел, однако пуля натолкнулась на тяжелую стальную дверь.

Каждый знает, сколь массивны дверцы сейфов, как велика их инерция. С силой атлета Андре оттолкнул от себя дверцу, и та, придя в движение, медленно и уверенно закрылась.

Это была отвратительная смерть. Дверь, словно пушечное ядро, смела Лекока со своего пути и, презрев препятствие в виде головы Приятеля-Тулонца, захлопнулась. Раздавленная голова скрылась в недрах сейфа, оставив лежать рядом изуродованное тело…

Андре Мэйнотт без чувств распростерся на полу.

Сдавленным голосом баронесса Шварц спросила:

– Он мертв?

– Нет, – ответил Ролан, приложив ухо к груди Андре. Тогда она опустилась на колени возле умирающего у ее ног барона Шварца.

– Я был прав, что не стал убивать себя сам, – прошептал барон.

Андре не ошибся: у барона было сердце. Умирающий прижал свои пересохшие губы к прекрасным рукам Жюли и едва слышно произнес:

– Пред Господом, которому известно, как я вас любил, клянусь, что я не виновен, но…

Последние слова банкира потонули в предсмертном хрипе. Пуля перебила ему сонную артерию.

Бал в особняке Шварцев подходил к концу; как обычно, веселье завершалось под звуки музыки, способные заглушить даже раскаты грома.

Тем временем по зале расползался зловещий слушок. Двое бледных как мел мужчин подошли к высокопоставленному лицу, чье инкогнито мы продолжаем хранить.

Затем во все стороны побежали слова:

– Барон Шварц мертв. Черные Мантии…