– А я о вас, – в тон отвечала Клодия. – Хорошо, что у меня есть с кем посоветоваться. И этот человек близкий родственник и друг моего покойного мужа.

– Хотел бы я сделать для вас что-то посущественнее, Клодия, а не ограничиваться советами. – Лицо Марка изменилось. Клодия догадалась, что гримаса, растянувшая тонкие губы и приподнявшая брови, должна означать, что он испытывает к ней в это мгновение какое-то теплое чувство. Но глаза оставались бесстрастными, и никакой теплоты в них она не заметила.

Клодия поднялась и отошла к окну, увернувшись от его руки, которая устремилась… Да какое ей дело, куда стремится эта рука? Он, чего доброго, опять задумал похлопать ее по ладони. На миг она повернулась к нему спиной, лишив себя возможности увидеть, как еще раз меняется его лицо. Он успел поджать губы, и, повернувшись к нему, она отметила в его глазах холод, который и ожидала увидеть. Но выражение на лице Марка тут же смягчилось.

– Марк, я очень признательна вам. Вы так печетесь обо мне. Я обещаю хорошенько подумать над тем, что узнала от вас. Если уж я решу опять выйти замуж, мне придется самой добывать нужные сведения. Но только не сейчас. Как знать, года через два я, может быть, буду настроена иначе. Но пока память о Джастине слишком жива, и я представить себе не могу, что кто-то займет его место в моей жизни.

– Разумеется, Клодия. Очень прошу меня простить, если я нечаянно причинил вам неудобства.

– Что вы, Марк! Не смущайтесь. – Клодия легонько сдавила протянутую ей ладонь, пытаясь изобразить благодарность. – Мне понятна ваша обеспокоенность.

Минуту спустя, после того как Марк откланялся, она подняла глаза к портрету покойного мужа, который висел над камином.

– Мне никогда не хватало духу заявить об этом, Джастин, но теперь я скажу: твой троюродный брат это самовлюбленная, бесчувственная, бессердечная… жаба! И коль уж ты постарался так составить завещание, чтобы наследники поняли друг друга, то это, пожалуй, единственная глупость с твоей стороны. Он заботится обо мне! Слыхали?! Если Марка Хейлзуорта что и заботит, то это деньги! И не гляди на меня так, Джастин! Понимаю, что быть богатой вдовой не всегда безопасно. Но все же лорд Эшфорд… есть в нем что-то притягивающее. А тебя нет, милый, и мне очень одиноко.

Марк вышел из дома своей родственницы слегка приободренный. Он помнил, как Клодия любила его кузена, поэтому уверения ее о невозможности второго замужества могли быть и правдивыми. Хотя уже два года прошло, как она похоронила супруга. Пусть теперь она не хочет замуж, но из этого не следует, что она потом не передумает. Время идет. И когда она переменит свои планы, Марк не будет против, если она решит выйти за него замуж. А почему бы и нет?

Пока Марк пребывал в нежном возрасте, он не отдавал себе отчета в том, как близко, рукой подать, от него графское достоинство. Мать с ним об этом почти не заговаривала, хотя она всегда очень тщательно исследовала письма Джастина на предмет упоминаний о какой-нибудь даме, которая могла бы оказаться парой любимому родственнику. Убедившись, что Джастин ни о каких увлечениях и опасных женщинах не пишет, мать откладывала очередное письмо и вздыхала с явным облегчением. Но время шло, Марк подрастал, а Джастин оставался холостым, и мать все охотнее внушала сыну мысль о том, что именно ему уготовано быть счастливым наследником всего: титула, имения, бизнеса. И Марк поверил в это. В школе он вел себя так, словно его графство дело решенное. Если с кем и водился, то лишь со старшими отпрысками герцогов и графов. Такое положение представлялось для него настолько естественным, что, когда до школы дошла весть о женитьбе кузена-графа, он поначалу даже не понял, что это значит. Но когда на летние каникулы Марк приехал домой, мать сразу же вернула его к реальности: лорд Фэрхейвен женился на даме, которая была намного моложе его самого, и похоже, что чета произведет на свет Божий наследника.

После визита вежливости, который он нанес молодоженам, Марк стал воспринимать сетования матери еще серьезнее. Он воочию убедился в нежных чувствах своего кузена к юной жене. Счастливый муж буквально баловал свою избранницу. Зависть, семена которой посеяла в его душе родная мать, укрепилась и стала расти.

Минуло лето, за ним другое, потом еще одно, а Марк, как ни старался, не мог заметить каких бы то ни было тревожных изменений в фигуре леди Фэрхейвен – она ни капельки не раздалась вширь. И вот уже семь лет прошло, а наследник у четы все никак не желал рождаться. И Марк начал понемногу успокаиваться. Еще через несколько лет, дождавшись явного признания кузена (Джастин соизволил посвятить его в дела имения), Марк вновь обрел уверенность в будущем и стал считать само собой разумеющимся, что получит должное после кончины графа. Во всяком случае, он вполне заслужил положенное ему, столько лет – черт побери! – тяготясь зыбкостью надежд и туманными видами на будущее.

Его холодная враждебность, которую он изо всех сил старался не показывать Клодии, постепенно смягчилась. Все же она принесла счастье его троюродному брату. Скорее всего, он отпишет ей внушительную сумму и она предпочтет убраться в Лондон, чтобы найти там второго мужа.

Ни для кого воля покойного не явилась столь неожиданной, как для Марка, но, когда прочли завещание, он лучше всех остальных скрыл свои чувства. Он поспешил обратиться к вдове со словами сочувствия, а заодно и поздравил ее. И вообще вел себя так, словно в самом деле рассчитывал лишь на титул и имение. Как бы то ни было, деньги у него были. У кузена он дослужился до поста управляющего и сумел по ходу карьеры сколотить некоторую сумму, благодаря тому, что, как и покойный граф, разбирался в инвестициях и знал, куда лучше вкладывать капиталы.

Зато его мать не особенно скрывала свои чувства.

– Мне до сих пор не верится, что Джастин оказался способен на такое! – разрыдалась она, едва они, добравшись до ее дома, оказались наедине. – Как он обошелся с тобою! Столько лет внушать надежды, а потом все отписать этой хитрой плутовке!

– Пожалуй, мама, ты несправедлива. – Сын попытался умерить ее гнев. – Ты сама признавала за Клодией немалые достоинства. Она была Джастину верной женой. И скорбела она вполне искренне.

Миссис Хейлзуорт, нрав которой был столь же неукротим, сколь и непостоянен, залилась слезами и сквозь плач стала винить себя: какая же она дурная невестка! В такую печальную минуту думать о каких-то деньгах!

Марк, сумевший воспитать в себе завидное умение сдерживаться, автоматически похлопал мать по плечу и немножко подождал, хорошо зная, что слезы вот-вот должны кончиться.

– Хотя, Марк… да-да, как я об этом сразу не подумала… – заговорила она, поднимая голову. Выражение ее лица было уже другим. – Ведь Фэрхейвен так заботился о тебе. Ты только погляди: и расходы на твое образование взял на себя, и в дело принял, и продвинуться помог. Наверное, он тем самым намекал – а как