терпевшее отлагательства, когда вокруг не было никого для его выполнения, он уходил в работу с головой и даже получал от этого удовольствие.

Его уловки и интрижки всегда были направлены к одной цели — избежать тяжелой либо самой легкой работы. Когда спасения не было, он смирялся, однако прекрасно сознавал, что стоит мне отвернуться, как можно будет «перекурить», назвав это «заслуженными пятью минутами», и даже развить перерыв в «короткую сиесту», которая вполне могла продлиться на целый день. Поэтому между нами шла постоянная война, которая длилась до тех пор, пока не началось настоящее путешествие, и Чарли «завелся», окончательно преобразившись; спячка нападала на него уже редко, и он работал так же усердно, как и все остальные.

В его поведении сыграло роль крушение надежды на непосредственное участие в путешествии, борьбе со стихией; это обстоятельство и повергло его в уныние тогда в Туле, когда его посадили, словно в курятник, в общество двух девушек, которые, как он себе представлял, пилили его только понапрасну, в то время как он помнил о том, что мы, его товарищи, находимся на ледяном щите. Он тосковал по настоящему делу. Этого, не говоря уже о его природной лености, не понимали девушки, что и вызвало взаимную неприязнь.

Однажды я заметил на столе Чарли два огромных листа бумаги, которые были, буквально говоря, тщательно разрисованы, на что, несомненно, ушло несколько часов кропотливого труда. Когда я спросил Чарли, чем это он занимается, тот ответил прямо: «Многим», затем позаимствовал у меня сигарету и уселся за письмо президенту компании, которая считалась нашим вероятным спонсором. Письмо начиналось так: «Уважаемый сэр Артур…» Пять часов спустя я увидел, что письмо все еще лежит на столе, но к обращению «Уважаемый сэр Артур» прибавились слова «мы будем весьма благодарны…».

И долго еще после этого случая всякий раз, когда кто-нибудь заставал Чарли глядящим отсутствующим взором в пространство, его немедленно окликали: «Уважаемый сэр Артур». Это производило нужный эффект и спускало его обратно на землю.

Оливер, человек умный, полный очарования, мгновенно привлекавший внимание всех, за небольшим исключением, женщин, обладал самой что ни на есть щедрой натурой. К несчастью для него, он не мог воспользоваться этим счастливым преимуществом, потому что не имел за душой ни пенса. Он спал по ночам на нашем складе, располагавшемся на территории казарм, днем же питался продовольствием, оставшимся после нашего тренировочного путешествия. По вечерам они с Чарли работали барменами в пабе «Адмирал Кодрингтон» неподалеку от казарм. Там они зарабатывали достаточно, чтобы покупать сигареты и плотно ужинать каждый день.

Наш небольшой оффис напоминал бедлам. Симон, Олли, Джинни и я пользовались одним телефонным аппаратом, Чарли и «моряки» имели в своем распоряжении другой. На машинке печатали два очень добросовестных волонтера, которые умудрялись справляться с потоком корреспонденции. К тому времени мы имели дело более чем с семьюстами компаниями-спонсорами: продовольствие и снаряжение текли рекой в казармы.

Теперь я охотился за секретарем-исполнителем с полным рабочим днем, который смог бы управлять всеми делами нашего предприятия, когда мы сами окажемся за пределами Англии. Конечно, ему в помощники потребуется с дюжину занятых неполный день добровольцев, но те будут приходить и уходить. Секретарь же должен стать нашим стержневым и постоянным человеком в Лондоне. Я нашел компанию, которая согласилась назначить оклад за такую работу — 3000 фунтов в год, включая все. Никаких затрат. Конечно, не слишком радужная перспектива для заваленного работой энергичного исполнителя, в каком мы нуждались.

В сентябре 1977 года мне написал некто Ант Престон. Он был пилотом ВВС, затем в течение последующих двадцати лет какое-то время провел в Африке, занимаясь представительской деятельностью и экспортом. Теперь же он хотел переменить обстановку, заняться чем-то поживее.

Он приступил к делу немедленно после месячного испытания. Это был уравновешенный, неглупый человек с несколько странным чувством юмора, обладающий бесконечным терпением; его идеализм и преданность делу, которые в дальнейшем подверглись суровому испытанию, оказались в критической точке, когда наступили неприятности.

15 декабря наш патрон, Его Королевское Высочество принц Уэльский, пожелал посмотреть фильм о нашем арктическом путешествии и попросил представить ему всю нашу команду в Букингемском дворце. В тот вечер принц прилетел из Соединенных Штатов. Несмотря на перенесенную в воздухе болтанку, он был очень любезен и проявил неподдельный интерес к предприятию. Он заверил меня в том, что если возникнут проблемы, то не стоит выжидать, а следует немедленно обращаться к нему и он все уладит по мере сил и возможностей.

Две проблемы по-прежнему стояли перед нами: ледокол и самолет. Судно могло обойтись спонсору в 350000 фунтов, кроме того, предстояло набрать команду из профессиональных моряков, которые согласились бы связать с нами свои судьбы по меньшей мере года на три.

Поскольку поддержка армии или ВВС в вопросе обеспечения самолетом в то время была едва ли вероятной, а фрахтование стоило бы слишком дорого, нам предстояло уговорить кого бы то ни было помочь нам приобрести «Оттер» для снабженческих полетов в Заполярье, а это почти миллион фунтов. Судно, самолет и экипажи должны быть также полностью застрахованы. Страхователи имели полное право утверждать, что в нашем деле есть доля неоправданного риска, что также приходилось принимать во внимание.

Кроме того, существовали такие «мелочи», как горючее, запасные части и обслуживание.

Когда к моменту, скажем так, подхода к назначенной мной самим черте — Рождеству 1977 года — у нас все еще не было ни самолета, ни судна, я выложил своим товарищам и спонсорам следующую новость: необходим еще один год отсрочки. Теперь мы сможем уехать из Англии не ранее 1 сентября 1979 года. Все восприняли это известие философски: работа продолжалась.

В наступившем году Антон Боуринг пошатнул непоколебимую веру в то, что мы сможем пересечь Антарктиду, оставаясь все время в рамках собственной экспедиции. Я лелеял мечту, что обладай мы собственным ледоколом и двухмоторным «Оттером», то сможем обойтись без помощи какого бы то ни было правительства.

«Мы с Пулом изучили рынок ледокольных судов всех типов, — докладывал Антон, — большинство из них стоят гораздо выше возможностей спонсоров. Однако есть устаревшие суда со стальным корпусом, которые смогли бы выполнить нужную нам работу, и имеются в продаже по сходным ценам. Именно на такие суда мы обращаем внимание. Вы говорили, что мы должны доставить в Антарктиду 1500 200-литровых бочек плюс 100 тонн генерального груза. Итак, любое судно, которое мы можем приобрести с финансовой точки зрения, имеет вероятную грузовместимость, покрывающую лишь до двух третей потребного нам горючего».

Это означало, что примерно 500 бочек нужно доставить из Кейптауна в южноафриканский антарктический прибрежный лагерь Санаэ как-то иначе. Оставалось прибегнуть к помощи южноафриканского судна, которое ежегодно совершает снабженческий рейс из Кейптауна в Санаэ. Поэтому согласие южноафриканского правительства могло оказаться решающим.

Следующая проблема. Могло случиться, что нам не удастся пересечь всю Антарктиду за одно короткое лето, т. е. в тот единственный период, когда там возможны путешествия. Если такое произойдет, нам придется зимовать на побережье, прежде чем начать заново по весне из точки, достигнутой в предыдущем году. Единственным практически вероятным лагерем при таком стечении обстоятельств была дня нас База Скотта, принадлежащая Новой Зеландии. Таким образом, новозеландцы тоже попали в мой «критический» список.

И, наконец, даже если наше судно сможет забросить припасы горючего в оба конца Антарктиды, дистанция самого похода по льду континента настолько велика, что при нашем маломощном самолете нам понадобится как минимум двадцать три бочки с горючим на самом Южном полюсе (приблизительно на полпути), являющемся единственной обитаемой точкой вдоль всего маршрута. С дюжину американских ученых работают там круглогодично. И только американцы смогут обеспечить нас бензином на Южном полюсе. Технически это не представляло проблемы, поскольку у них всегда имеются там резервы горючего. Однако Государственный департамент США, подобно нашему Министерству иностранных дел, боится как черт ладана всех частных экспедиций в Антарктиду, и вовсе не надо блистать умом для того, чтобы понять,