Словно силы зла нарочно сжали эту поляну так, что льдины, из которых она состояла, все переломались и встали на дыбы под всевозможными углами. Низины затопило, а в самой середине несколько льдин просто плавали по воде. Кое-где вода все же замерзла, но место казалось непроходимым.
Не выключая двигателя, я слез со «скиду» и пошел на разведку.
Сначала лед подо мной по своей упругости напоминал губку, потом — резину. И вот без малейшего предупреждения началась подвижка. В нескольких футах передо мной выступила черная вода и быстро разлилась по поверхности льда. Я остановился, но вода уже обошла меня, затопив ступни ног, и, то ли из- за большого веса массы этой воды, то ли от моих непроизвольных движений, молодой лед заколыхался, словно рядом прошла моторная лодка. Затем волны медленно приблизились ко мне, ледяная корка лопнула, и я стал тонуть. Стараясь не потревожить лед, я замер, как кролик под взглядом змеи.
Когда вода сомкнулась вокруг коленей, ледяная корка подо мной рухнула окончательно, и я медленно погрузился с головой. Я пробыл под водой не более секунды — меня спасла меховая одежда, послужившая спасательным жилетом. Поначалу я думал только о том, как бы поскорей выбраться. Однако ближайшая прочная льдина была метрах в тридцати.
Инстинктивно я позвал на помощь товарищей, но затем вспомнил, что они в доброй полумиле от меня и нас разделяли многочисленные гребни сжатия и нагромождение льдин. Я раскинул руки по поверхности молодого льда, который затопила вода на два-три дюйма, затем стал болтать ногами, чтобы мое тело всплыло. Это удалось, и я обрел надежду. Однако тонкий край льда подо мной все же обломился, и я стал тонуть снова.
Я отчаянно пытался выбраться. Несколько раз мне удавалось вылезти наполовину, но всякий раз я обрывался и тонул снова, заметно слабея. Мозг работал лихорадочно, но не конструктивно. Может быть, какой-нибудь прохожий бросит мне веревку? Осознание действительности произвело эффект разорвавшейся бомбы — не будет никакого прохожего!
Глубоко ли здесь? Ожившая в сознании карта Ледовитого океана из журнала «Нэшнл джиографик» вызвала приступ головокружения. Да, здесь было глубоко. Непосредственно подо мной, под моими дрыгающими ногами, чуть в стороне от хребта Ломоносова зияла студеная впадина, а это более 4 тысяч метров.
Я смутно вспомнил, что моряки мурманских конвоев считали пределом выживания в водах Ледовитого океана всего одну минуту.
Это вызвало в памяти слова лектора САС по выживанию: «Не пытайтесь барахтаться. Даже не пробуйте плыть. Просто держитесь на плаву и как можно спокойней, без движения. Пусть вода, проникшая в вашу одежду, хоть немного согреется, старайтесь удержать ее там».
Поэтому я попытался не делать ничего, кроме мелких гребков руками, чтобы хоть как-то удержаться на плаву. Однако, словно издалека, пришло ощущение, что пальцы ног немеют. Мои внутренние ботинки наполнились водой, брюки тоже промокли. Только там, где тело было прикрыто волчьим мехом, я «чувствовал себя самим собой». Внутри перчаток я тоже не чувствовал пальцев. Между тем мой подбородок, скрытый капюшоном парки, медленно погружался по мере того, как тяжелела одежда.
Возможно, что рекомендация держаться спокойно, без движения хороша для Средиземного или даже для Северного моря, однако не для здешних мест. Я почувствовал первые признаки паники — выбраться нужно сейчас либо никогда. Я стал стучать по льду одной рукой, а другой отчаянно греб, стараясь держать голову над водой.
Секунды казались минутами, минуты — часами. Ненадежная ледовая корка была слишком прочной, чтобы ее можно было разбить рукой. Только надавливая всей грудью, я мог раздробить ее, чтобы пробиться вперед всего на несколько дюймов, а мои силы быстро убывали.
Наконец моя рука ударила по чему-то твердому — это была ледяная глыба в несколько дюймов толщиной, подобная слою глины в зыбучем песке. Я подтянулся — глыба держала. Затем я вытянул бедра и колени.
Мгновение я лежал так, задыхаясь на этом островке безопасности, но тут же испытал воздействие минусовой температуры воздуха. В то утро было -39° по Цельсию, а скорость ветра достигала 13 км/час.
Передвигаясь на животе, работая руками наподобие черепахи, передвигающейся по мягкому песку, я подполз к ближайшему ледяному полю; молодой лед прогибался и пульсировал подо мной, словно живое существо, однако держал. Встав на ноги, я стал смотреть, как вода полилась из обуви, брюк и рукавов. Я слышал, как потрескивает ледяная корка на брюках. Меня пробрала дрожь, и я не мог сдержать ее, попробовал отжиматься на руках, но пять раз было моим пределом даже в лучшие времена.
Я заковылял к своему «скиду», и каждый порыв ветра отзывался болью на лице и в ногах. Идти обратно пешком было бы глупо. Двигатель снегохода заглох. Я мог бы запустить его, только сняв толстые рукавицы, но был не в силах сделать этого, как ни старался. Кожа задубела и не поддавалась.
Минут пятнадцать — двадцать я тяжелой рысцой бегал вокруг снегохода, размахивая руками, как ветряная мельница, и вопя во все горло.
Наконец прибыл Ол.
«Ну вот, исправил. Что тут новенького?» — спросил он.
«Тут небезопасно. Я уже попробовал», — ответил я.
«Есть обходной путь?» А затем воскликнул: «Боже праведный, да ты и впрямь проверил!»
Начались лихорадочные действия. Я уселся к нему в «скиду», и мы медленно двинулись туда, где Чарли возился с опрокинувшимися нартами. Они мгновенно разбили палатку, разожгли примус, разрезали на мне обувь и волчью шкуру, отыскали запасную одежду. Вскоре мое мокрое снаряжение висело над огнем, роняя крупные капли, кипел чай, а Оливер втирал жизнь в пальцы моих рук и ног.
Я заверил остальных, так же как и самого себя, что в дальнейшем ледовая разведка будет проводиться с еще большими предосторожностями. Следовать одному только правилу «белый лед толстый, а серый — тонкий» было теперь недостаточно. Впредь придется использовать ледоруб или шест во всех сомнительных случаях.
Двенадцать часов спустя моя одежда была все еще влажной, но уже пригодной для носки.
Мне повезло — я остался в живых; немногим удается это после купания в Ледовитом океане. Мне был преподан урок, однако Арктика не место для учебы, потому что здесь, к тому времени, как вы научитесь всему, часто становится слишком поздно для того, чтобы воспользоваться этими знаниями. Руки Джеффа — другая тема для разговора. Однако случай со мной уникален — в дело вмешалась слепая удача, к счастью, он был единственным за время этого путешествия.
Если в середине марта были отмечены рекордно низкие температуры, теперь же мы присутствовали при рождении рекордов тепла — паковый лед стал взламываться на месяц раньше обычного. Поверхностный слой льда сделался рыхлым, и «скиду» буксовали.
Оливер и Чарли, казалось, не понимали, что значит для нас это потепление. Меня же угнетала мысль о том, что мы так и не дойдем до полюса. Это будет первый случай, когда я не достигну цели экспедиции. В мрачном настроении я подгонял мою команду, чтобы по меньшей мере подобраться к полюсу как можно ближе. Ночью я лежал в палатке, завернувшись в размышления, думая о будущем, хотя знал, что извожу себя понапрасну.
Наше снаряжение теперь не просыхало и смерзалось в зависимости от того, находилось ли оно в палатке или снаружи. Нам удавалось спать по ночам в среднем часа по четыре, несмотря на то что время от времени мы принимали таблетки «valium». Пальцы причиняли адские страдания Оливеру, их кончики почернели, кожа шелушилась везде, кроме мизинцев, их била мелкая дрожь. Я обморозил три пальца, нос и одно ухо тоже пострадали, и я спал только на одном боку или на спине.
Однако наша попытка достичь Северного полюса была лишь тренировочной экспедицией, а ведь в будущем нам предстояло идти по суше и пересечь всю Антарктиду. Хватит ли у нас сил?
В течение трех лет, проведенных в нашем лондонском оффисе, и за четыре месяца в одной палатке на Гренладском ледяном щите мы сохраняли идеальные взаимоотношения. Теперь же стали сказываться тяготы полярного путешествия. Прелести Арктики преследуют человека денно и нощно, расшатывая его нервы, не позволяя сохранять хладнокровие. Проявление любой слабости усугубляется, значение каждого высказанного слова преувеличивается. Были случаи, когда в нас закипали страсти, брало верх
