которое вы называете временем, и стоишь на месте в пятом, являющемся основой вероятности. Дальше – сложнее; в измерениях с тринадцатого по двадцать второе происходит много всякого, о чем тебе не стоит знать. Все, что тебе надо знать на данный момент, – это то, что Вселенная куда сложнее, чем тебе могло бы показаться, даже если тебе и так уже кажется, что она чертовски сложна. Ничего, что я чертыхаюсь?
– Чертыхайся сколько душе угодно.
– Ладно.
– Кто ты, черт возьми, такая?
– Я «Путеводитель». В ЭТОЙ Вселенной я ТВОЙ «Путеводитель». Собственно говоря, я обитаю в том, что чисто для удобства принято именовать Великой Всеобщей Мешаниной. Смысл этого термина… ладно, я тебе лучше на крыльях покажу.
Сделав пируэт в воздухе, птица вылетела из пещеры и опустилась на камень под выступом скалы, чтобы не попасть под дождь.
– Иди сюда, – сказала она. – И смотри.
Рэндом не нравилось, что птица командует ею, точно своей служанкой, но все же подошла к выходу, не вынимая руки из кармана, где лежал камень.
– Дождь, – произнесла птица. – Видишь, обычный дождь.
– Я знаю, что такое дождь.
Струи воды падали с черного ночного неба, чуть посверкивая в лунном свете.
– Ну, и что такое дождь?
– Слушай, тебе чего вообще от меня надо? Ты вообще-то кто? Что ты делала в этой коробке? Почему я должна всю ночь бегать по лесу, отбиваясь от психованных белок только для того, чтобы какая-то птица спрашивала меня, что такое дождь? Это просто вода, которая льет с этого долбаного неба, вот и все! Еще вопросы есть или пойдем домой?
Последовала долгая пауза, и наконец птица спросила:
– Ты хочешь домой?
– У меня нет дома! – Рэндом и сама удивилась тому, с какой яростью выкрикнула эти слова.
– Посмотри на дождь… – сказала птица-«Путеводитель».
– Ну смотрю я на дождь! На что здесь еще смотреть?
– Что ты видишь?
– О чем ты, глупая птица? Я вижу дождь – черт-те сколько дождя. Вода как вода, падает с неба.
– Какие формы ты видишь в воде?
– Формы? Нету там никаких форм. Это же только… только…
– Всего лишь бесформенная мешанина, – подсказала птица-«Путеводитель».
– Ну…
– А теперь что видишь?
Из глаза птицы вырвался тоненький, почти невидимый луч света. В сухом воздухе под нависающей скалой его не было видно совсем; там, где в луч попадали капли, они вспыхивали ослепительными искрами. Но на фоне дождя луч казался твердым.
– Умереть-уснуть. Лазерное шоу, – уничтожающим тоном произнесла Рэндом.
– В жизни такого не видела, если не считать пяти миллионов рок-концертов.
– СКАЖИ МНЕ, ЧТО ТЫ ВИДИШЬ!
– Светящийся прут. Попка-дурак, вот ты кто!
– А ведь здесь нет ничего, чего не было раньше. Я всего только использую свет, чтобы привлечь твое внимание к определенным каплям в определенный момент. А что ты видишь сейчас?
Свет погас.
– Ничего.
– Я делаю то же самое, только в ультрафиолетовом диапазоне, которого ты не видишь.
– Ну и на фиг показывать мне то, чего я не вижу?
– Чтобы ты поняла, что если ты чего-то не видишь, это еще не значит, что оно не существует. А если ты видишь что-то, это вовсе не значит, что оно существует на самом деле, а не просто мерещится твоим органам чувств.
– Хватит, заколебала уже! – решительно произнесла Рэндом и осеклась.
Перед ней в потоках дождя возникла огромная, очень правдоподобная фигура отца, чем-то напуганного.
В двух милях от Рэндом ее отец, пробиравшийся по лесу, внезапно остановился, напуганный зрелищем своей же собственной фигуры, висящей в воздухе с перепуганным видом в двух милях от него, чуть правее того направления, которого он держался.
Он вконец заблудился и уже смирился, что умрет здесь от холода, сырости и усталости. Белки принесли ему почти целый журнал для любителей гольфа, явившийся непосильной нагрузкой для его переутомленного мозга.
Узрев в небе самого себя, он заключил, что мозг от нагрузки все-таки треснул, но зато появилась возможность скорректировать курс.
Переведя дух, он развернулся и пошел в сторону фантастической иллюминации.
– Ладно, ну и что ты хочешь этим доказать? – допытывалась Рэндом. Собственно, образ ее отца напугал ее гораздо больше, чем само объемное изображение. Первую в своей жизни голограмму она видела в возрасте двух месяцев, а последнюю на данный момент – полчаса назад: исполнение марша анджакватских звездных гвардейцев.
– Только то, что эта картина ничем не отличается от пелены, которую ты видела только что, – ответила птица. – И то, и другое – всего лишь взаимодействие капель воды со светом в диапазоне, который воспринимают твои органы чувств. Однако в твоем сознании при этом формируется относительно устойчивый видимый образ. Дерзну отметить, что во Всеобщей Мешанине все – образы, все – только видимость. Вот тебе еще один.
– Мама! – вскричала Рэндом.
– Нет, – ответила птица.
– Уж свою-то мать я узнаю!
Перед ней было изображение женщины, спускающейся по трапу космического аппарата. Дело происходило внутри какого-то огромного ангара, выкрашенного в серый цвет. Несомненно, это была мать Рэндом. Хотя… Триллиан ни за что бы не стала так неуверенно взмахивать руками, пытаясь сохранить равновесие при слабой гравитации, ни за что бы не оглядывалась так ошеломленно на всякий там космический антиквариат и, уж во всяком случае, не держала бы в руках невообразимо древней видеокамеры.
– Тогда кто это? – спросила Рэндом.
– Версия твоей матери с одной из вероятностных осей, – ответила птица-«Путеводитель».
– Не понимаю, о чем это ты.
– И у пространства, и у времени, и у вероятности есть оси, по которым можно перемещаться.
– Все равно чушь какая-то… впрочем, нет, объясни.
– Мне казалось, ты хочешь домой.
– Объясни!
– Хочешь увидеть свой дом?
– УВИДЕТЬ? Так его же разломали!
– В вероятностных осях он бесконечен. Гляди!
В потоках дождя вдруг появилось нечто странное и чудесное: огромный синевато-зеленый шар, окутанный дымкой, покрытый белыми облаками и медленно вращающийся на фоне черной ночи.
– Вот ты его и видишь, – объявила птица. – А вот – опять не видишь. Видишь! Не видишь!
Менее чем в двух милях от этого места Артур Дент застыл как вкопанный. Он не мог поверить своим глазам: перед ним, слегка расплываясь за стеной дождя, но все же яркая и до боли похожая на настоящую,
