фактически не является «мыльным пузырем».
В сетевом мире необиологической цивилизации все рынки – «мыльные пузыри», это стакан газировки, постоянно полный пузырей. «Новая экономика» в духе Кевина Келли не обещает постоянно высоких котировок. Единственное, что в ней постоянно, – это «постоянная нестабильность». В угнетенном, обрушившемся рынке не больше здравого смысла, чем в маниакально раздутом.
Когда такой пузырь надут – все безудержно веселятся, когда же пузырь лопается – все начинают горько сожалеть о собственном энтузиазме. В действительности же ничего не остается. «Гарантии качества»? «Надежность вкладов»? Какие гарантии, какая надежность? Нестабильность Сети проникла во все ниши.
Доткомы могут скончаться в муках, но таковы и все остальные компании, компании всех сортов и разновидностей. Крупнейшие нефтяные компании, гигантские автомобилестроительные предприятия, надежнейшие горнодобывающие концерны – не важно, насколько они «аналоговые», насколько незыблемы, насколько удалены от мира цифровых данных, – все уязвимы. Их структура, их способность контролировать обстоятельства – предмет для школы XXI века, пронизанной сетями. Сети настолько же постоянны, как и железные дороги в эпоху Эмерсона. Невозможно ничего выиграть, отвергая или не признавая их. Победу в Гражданской войне в Соединенных Штатах одержала та сторона, у которой было больше железных дорог.
Новая экономика, которую Кевин Келли описывает в своей книге «Новые правила для новой экономики», ничуть не привлекательнее и не разумнее старой. Она, без сомнения, и не более «демократична», так как, хотя теперь больше людей торгуют акциями, традиционное собрание держателей акций имеет все меньше и меньше общего с происходящим в Америке. Необиологическую новую экономику, пожалуй, лучше всего понять, представив, что акул и китов с Уолл-стрит сменили вездесущие муравьи и тараканы. Это очень ново и страшно неприятно. Но очень по-американски. Можно было бы охарактеризовать это с помощью какого-нибудь технологического жаргона, но уж больно сильны здесь элементы культурной преемственности. Это во многих отношениях апофеоз Эмерсона.
Ну и хватит о месте, где наши дети могут добиться процветания. Как насчет наших культурных ценностей? Здесь вновь мы учимся у Эмерсона, провозгласившего два основных достоинства образованного человека. А именно бесстрашную приверженность божественной истине и здоровое демократическое презрение наскучившим банальностям разлагающейся аристократии.
Для моей дочери обе эти формулировки совершенно лишены смысла. Ей пришлось бы долго и упорно разъяснять их в деталях хотя бы для того, чтобы она смогла опровергнуть их.
Как и все родители, я надеюсь, что она преуспеет в будущем. Так что я бы порекомендовал ученику XXI века два новых качества: гибкость и терпимость.
Гибкость – потому что трюизмы XX века прекращают или уже прекратили свое существование. Гибкость еще и потому, что «затяжная» нестабильность будет в действительности постоянной. Постоянная нестабильность не означает немыслимый террор, страх или опасность. Ходьба тоже связана с постоянной нестабильностью, постоянным перемещением центра тяжести. Моей дочери потребовалось много времени, чтобы научиться ходить, но в этом нет ничего сверхъестественного. Теперь она настоящий эксперт.
Терпимость – потому что она может пережить все это. Тела наших детей, их первые настоящие школы и истинные источники величайшей радости познания, могут в буквальном смысле физически пережить любые культурные, коммерческие и политические перемены, которым они, скорее всего, станут свидетелями. Если «необиологические» машины «захотят» вести себя, как муравьи или мыши, это означает, что они будут и умирать, как муравьи и мыши, быстро и почти незаметно, под корой и в гуще травы. Но сильные, выносливые тела современных детей просуществуют еще довольно долгое время, даже если их навыки и взгляды на жизнь быстро устареют. Современные дети физически переживут любую моду на любую «новую» экономику, если, конечно, их не убьют.
Таким образом, проявляйте терпимость, когда правительства, институты, корпорации и целые отрасли отомрут прямо за вашей палаткой. Не стоит в ужасе восклицать, что в результате технических перемен рушится фундамент общества. Потому что такого фундамента нет. Вам он не нужен. Если вы выпрыгиваете в окно из охваченного пламенем здания благополучия собственных родителей, возможность выбора в данных обстоятельствах не слишком велика.
У цивилизации нет «золотого стандарта». А у вас нет корней – вы висите в воздухе. И жить вам предстоит, дети, в мире, склеенном воедино сетями. Любая сеть состоит из узлов и соединений. Соединения гибки и временны, в то время как узлы прочны и постоянны. Вы – это узлы, а сеть – все то, что вас окружает. Обращаться с соединениями следует чрезвычайно гибко, а с узлами – аккуратно и уважительно. Гибкость и терпение – два этих качества уместнее всего в подобных обстоятельствах. Если с вами будут обращаться аккуратно, вы переживете все, что способны понять. Ваши собственные дети могут не понять ваших ностальгических воспоминаний – отнеситесь к этому философски: вы получите ровно столько, сколько сами отдали.
Позвольте мне закончить эту главу, школьную главу, как учитель заканчивает учебный год, – возвышенной проповедью. О, дети, школа скучна – я это знаю. Но не стоит путать отупляющую рутину школьных дисциплин с процессом познания. Если вам удастся, в меру пошумев, все же окончить школу и не угодить в тюрьму, вам придется много учиться и за ее стенами. Вы, скорее всего, преуспеете, узнав много нового о том, о чем пока не пишут контрольных и не защищают дипломных работ. И если вы обнаружите, что учитесь чему-то необычному и вас это не тяготит, напротив, вы с удовольствием, час за часом, безболезненно впитываете в себя это, – мой вам совет – поищите себе там работу. Если рабочих мест там пока нет, попробуйте попросту их создать. Множество ваших современников именно так и поступит. Обязательно найдите время поучиться у них, так же как и у самых обычных старикашек.
Люди XXI века будут учиться всю жизнь – это и проклятие, и благословение. Можно небезосновательно заявить, что есть что-то недостойное и унизительное, когда взрослые люди вынуждены постоянно учиться. Вот вы и оказались в собственном будущем, сгорбившись над клавиатурой, в мире часто охватываемых паникой, обладающих массой причуд и не поддающихся контролю сетей. Постоянная учеба – своего рода наркотик. Все довольно смиренно, тихо и скромно. Вы не станете гомеровским героем, мусульманским святым или сверхчеловеком Ницше. Гибкость и терпение – не присущие героям качества. Скорее они подойдут мышам в валежнике, крошечным млекопитающим, ползающим в джунглях гигантских машин.
Но машины в вашем будущем не станут титанами. Машины – муравьи. Машины гораздо недолговечнее вас. Они не становятся больше, они становятся все более похожими на микробов. Если вы хотите стать титаном, все в ваших руках.
Сцена третья
Любовник
А затем любовник,
Вздыхающий, как печь, с балладой грустной
В честь брови милой.
Сердце забилось сильнее, как только я приступил к этой главе. К влюбленным неравнодушен весь мир. Ничего не поделаешь – нас трогает полное страсти дыхание. Да еще и навязчивая идея воспеть бровь милой, вызывающая снисходительную усмешку.
Романтическая любовь – лучший пример «философии плоти», потребности заключенных в тела разумов определить наше место во Вселенной. Когда мы влюблены, нам улыбаются луна и звезды с неба. Любая услышанная по радио песня созвучна нашим переживаниям. Ножки пианино кажутся сексапильными. Мы молимся брови, словно именно эта часть тела сыграла решающую роль в нашем выборе.
В XIX веке художественный критик Джон Рескин выдвинул очень интересную теорию «патетического