до смерти слава

и честь державная!

Ты, вождь всезнатный,

несокрушимый,

за жизнь сражайся

что силы достанет!

Я встану рядом!'

Тогда, услышав

тот клич героя,

огневержитель,

кипящий яростью,

дохнул - и пламя

окутало воинов,

мужей доспешных:

ни сбруя кольчатая,

ни щит копьеносца

не защитили,

и сгинул бы юный,

сгорел бы витязь,

но родича родич

державный, ратника,

чей щит обуглился,

укрыл железной

доской от пламени,

и, вспомнив о славе,

нацелил конунг

дракону в голову

удар сокрушительный.

Ярость умножила

силы мужа!

но преломился

каленый Нэглинг,

меч Беовульфа,

старинное лезвие:

была воителю

дана такая

мощь, что в сечах

ему и лучший меч

был несподручен,

и, как я слышал,

в руках ратоборца

любое лезвие,

железо остреное,

от мощных ударов

крошилось в сражении!

Тут, с третьего раза,

метнувшись на недруга,

червь огнедышащий,

бич смертных,

поверг на землю

вождя державного

клыки драконьи

вонзились острые,

ядоточащие

воителю в горло,

и кровь потоком

на грудь излилась!

37

Тогда, я слышал,

к нему на выручку

поспел дружинник:

он, знатный родом,

известный мужеством,

силой и ловкостью,

в руке опаленной

клинок сжимая,

уцепил не в голову

гаду, но ниже

вонзил оружие,

ужалил в горло

змея зломерзкого

вошло железо

в плоть огненосную,

сникло пламя,

дыханье драконье;

и тут же конунг,

едва очнувшись,

свой нож широкий,

владыка ведеров,

из ножен выхватил

и острым жалом

вспорол утробу

огневержителя,

сдохло чудище.

Так рано поутру

два ратника-родича

убили змея,

да будут примером

они для воинов!

но стал последним

тот бой победный,

работа ратная,

в жизни конунга:

набухли раны,

следы драконьих

клыков на шее,

горя, смердели,

и грудь покрылась

глубокими язвами

яд змеиный

въедался в тело.

Вождь мудромыслый