-Да я и не ору, - сказал Гриншпон уже в полный голос. - Ну, раз все проснулись, слушайте.

- Как это все! - возмутился Артамонов.- Я, по-твоему, тоже проснулся?

- Нет-нет, ты спи, тебе нужно выспаться, - принялся успокаивать его Гриншпон. - У тебя сколько хвостов, пять? Правильно. Значит, нужно крепенько бай-бай, чтобы завтра на свежую голову отбросить хотя бы один.

- Не шевели мои рудименты! - Артамонов метко сплюнул в форточку.

- Мы тебя выселим из комнаты за нарушение правил советского общежития номер два! - сказал Рудик.

- Вспомни, какой мышью входишь ты после радиосекции! - нашел лазейку Гриншпон. - С мадагаскарцем связался! С эфиопцем связался! Да вяжись ты с кем хочешь! Кому сперлась в три ночи твоя черномазия! А если короче, 'Спазмы' приглашены озвучивать спектакль, за который берется СТЭМ.. За это необходимо выпить прямо сейчас. Мы еще покажем 'Надежде'!

- Тогда иди и буди Бондаря! Причем здесь мы!

- Я буду говорить об этом на Африканском Национальном Конгрессе!

- Спелись, шагу не ступить! За мешок лука человека продадут! - Гриншпон отвернулся к стене и стал сворачиваться в клубок.

- Ладно, рассказывай, - встал Рудик, закуривая и не видя, куда присесть в темноте.

- В СТЭМ пришел новый руководитель, Борис Яныч, - как бы с неохотой начал Гриншпон. - И сразу заявил в комитете комсомола, что имеет в виду покончить с дешевыми увеселениями перед каждым праздником. Хочет дать театру новое направление. Распыляться на мелкие шоу - только губить таланты.

- Эт что, Пряника, что ли губить? Или Свечникова!?

- Попов и говорит, что СТЭМ для того и создавали, чтобы ублажать перед дебошами полупьяных студентов. А за два спектакля в год, пусть и нормальных, институт не намерен платить левым режиссерам по шестьдесят рублей в месяц. Короче, Борис Яныча отправили. Пряник предложил сработать пробный спектакль не в ущерб обязательной программе для слабоумных. А потом дело будет видно, может, кого и тронет из ученого совета. Борис Яныч чуть не прослезился от такого рвения.

- Ты что, и впрямь думаешь, что люди будут ходить на эти их, как ты говоришь, нормальные представления? - пробормотал Артамонов. Под людьми он подразумевал, в основном, себя. Дежурный юмор стэмовских весельчаков на побегушках можно было выносить только через бируши.

- Что за спектакль?

- О Жанне д'Арк. 'Баллада о Жанне'.

- Как они отважились!

- Наверное, не ведают, что это такое. Дело не в том. Никак не подберут человека на роль Жанны.

- У них в труппе масса красавиц.

- Борис Яныч просветил их своим мрачно-голубым рабочим взглядом и понял, что Жанну играть некому. Мне пришло в голову, я подумал... Марина, вы помните, что она вытворяла в колхозе...

- Не потянет. Не та она теперь. Как связалась с Климцовым, так и пропала.

- Ну вас, - махнул рукой Гриншпон. - Чтоб вы понимали! - Он всегда нервничал, если о Марине говорили в шутливых тонах, словно один угадывал тоску ее таланта под крайней бесталанностью поведения.

- Что ни говори, а быстро он с ней управился, высунулся из-под одеяла Артамонов. - За каких-то полгода ста.. завскладом ее характера.

- Голова, дело в безрыбье. Просто Климцов полезен ей как кульман. На нем лежит вся графическая часть ее курсовых. Гриншпон был прав. После Кравцова Марине стало безразлично, куда и с кем ходить. Кто не расчесывал кожу до крови от какого-нибудь зуда...

Предложение на роль Марина приняла с радостью. Будто из стола находок ей принесли давным-давно утерянную вещь. Не имеющую никакой ценности, но памятную. Она даже забыла спросить, почему именно ее Гриншпон прочит в Жанны. Сразу бросилась в расспросы - когда куда прийти и прочее. В понедельник Гриншпон привел ее на репетицию.

- Рекомендую! - представил он ее Борис Янычу.

- Сейчас мы только начинаем, - с ходу повел в курс дела режиссер на полставки. - 'Спазмы' готовят свою сторону, мы свою. Пока не стыковались. Сценарий стряпаем всей труппой. Почти из всего, что когда- либо было написано о Жанне. Включая 'Орлеанскую девственницу' Вольтера. Проходи, сейчас сама увидишь.

Борис Яныч подмигнул Гриншпону: мол, привел то, что надо, молодец!

'Мы тоже кое-что понимаем в этом деле!' - ответил Гриншпон хитрым взглядом.

- Знакомьтесь! - Борис Яныч подвел Марину к стэмовцам. - Будет играть Жанну.

Приняли ее, как и всякую новенькую, с интересом и легким недоверием. Некоторые имели о ней представление по 'Спазмам'. Во взглядах девушек Марина прочла: 'И что в ней такого нашел наш многоуважаемый Борис Янович!?'.

Что касалось новой метлы, то теперь каждая репетиция начиналась непременно с тяжелейшей разминки. Все выстраивались на сцене, Борис Яныч подавал нагрузку. Сначала до глумления извращали и коверкали слова и без того труднопроизносимые. Потом проговаривали наборы и сочетания букв, которые в определенном соседстве не очень выгодны для челюстей. Ломка языка казуистическими выражениями продолжала разминку. Со скоростью, употребляемой дикторами в предголевых ситуациях, произносили: корабли маневрировали, маневрировали, да не выманеврировали. Затем шла травля гекзаметрами, шлифовали мелодику речи:

О любви не меня ли мило молили?

В туманы лиманов манили меня?

На мели вы налимов лениво ловили

И меняли налима вы мне на линя.

Далее, словно беззубые, натаскивались на шипящие:

В шалаше шуршит шелками

Старый дервиш из Алжира

И, жонглируя ножами,

Штучку кушает инжира.

Разогрев речевые аппараты, переходили к этюдам, которых в арсенале Борис Яныча было превеликое множество. Могли обыграть, например, знакомые стихи. Брали попроще, вроде 'Доктора Айболита'. Разделившись по три-четыре человека, тешились темой в форме драмы, комедии, оперетты. У тройки, возглавляемой Пряником, как-то получился даже водевильный вариант:

Я недавно был героем,

Но завален геморроем.

Добрый доктор Айболит,

Помоги, седло болит!

Эту песенку тройка Пряника преподнесла под варьете, и все попадали от смеха. Так развивали экспромт. От косности мышления избавлялись другим путем. Брали очень далекие слова типа фистула, косеканс и велосипед, организовывали что-нибудь цельное, связанное и показывали в лицах. Мимику, пластику и жестикуляцию тренировали с помощью еще одной сильной затеи. Актеру задавалось слово. Необходимо было донести его смысл до остальных. Задачи бывали разными - от субординации до комплимента. Крутились, выворачивались наизнанку, разрывали лица гримасами, но изображали слово бессловесно. Находились мастера, которые умудрялись сыграть такие трансцендентные словечки, как абсолют и бессмертие.

Пролог и первое отделение 'Баллады о Жанне' давались нелегко. К Жанне никак не могли подступиться. Не находили, куда расставить реквизит. Он был таким убогим, что состоял пока из креста и карманных фонариков. Творческая чесотка Бориса Яныча не давала заморозиться процессу рождения спектакля.

- Нужно идти играть в зал, к зрителю! Чтобы каждая сцена проходила как на ладони! Издали этот спектакль будет смотреться тяжеловато. Надо стараться избежать традиций. Традиционным должно оставаться только мастерство актера! Идею взяли за основу. Часть актеров в ожидании выхода должна была находиться в зале, в гуще зрителей, и наравне с ними- лирически переживать игру коллег.

- Вдруг не прохавается, Борис Яныч? - первым за исход спектакля забеспокоился Свечников,по пьесе Фискал. - И зал потихоньку будет пустеть, пустеть. А мы будем играть и слышать, как хлопают дверьми уходящие. И произносят: лажу гонят!