- Просто нет более подходящих слов.

- Ну, раз нет слов, зачем тогда соваться, когда разговаривают взрослые.

- В дальнейшем я лично буду пресекать поползновения на Дмитрий Василича! - вмешался Рудик.

- Если от этого будет толк, - щелкнул языком Климцов.

- Будет, - пообещал староста.

Шутки на математике прекратились. Знойко с опаской прислушивался к тишине. Ее никто не тревожил. Его никто не разыгрывал. Но ожидаемого не произошло. От тишины Дмитрий Васильевич свернулся, как трехмесячный эмбрион. Почувствовав снисхождение, он стал сильнее заикаться и конфузиться. Стирал рукавом мел с доски не только за собой, но и за отвечающими. Словно ждал более крутого подвоха.

- Я же говорил, - радовался своему прогнозу Климцов.

Постепенно замешательство прошло. Знойко стал поднимать глаза, чего прежде никогда не делал. Обычно он рассматривал паркет или дырки в линолеуме. Наконец, все стали свидетелями кульминационного момента - Дмитрий Васильевич явился на занятия в тройке и галантно повязанном галстуке. Он был выбрит как никогда чисто и вызывал к доске исключительно по желанию, а не по списку.

- Да, кстати, - вернулся к давнишнему разговору Кравцов, - знаете, кому жена Дмитрий Василича спустила диссертации?

- Кому? - засуетился народ.

- Нашему завкафедрой математики.

- Жаль, что он у нас не ведет, - хлопнул по столу кулаком Забелин, - я бы довел его до черных дней.

- А жену Дмитрий Васильевич порешит, - сказал Пунтус.

- Точно, - подтвердил вывод Нынкин, - оклемается еще немного и порешит!

- Он великодушен, - сказала Татьяна.

- Если сам не догадается, я ему подскажу, - поклялся Усов.

- Я буду говорить об этом на Совете Безопасности ООН!

Жену Знойко не тронул. Он стал нормальным человеком. О давних математических проделках группа вспоминала, когда Карпова, устав от вечных отсрочек, начинала предъявлять векселя. 76-ТЗ постоянно была должна ей в общей сложности до полумиллиона знаков перевода газетного текста. Львиная доля приходилась на Нынкина.

- Да, - говорил он, - зря мы перевоспитали Дмитрий Василича. Успеваемость по иностранному заметно упала.

- Зато теперь на него приятно посмотреть, - сказала Татьяна. - Один костюм чего стоит!

- Даже лысина стала зарастать, - сказал Усов.

Сессия началась без особых судорог.

- День защиты детей, - прочитал Артамонов на календаре, уходя на экзамен по математике. - Увы, пока им ничем помочь не можем.

Профессор Гуканова была женщиной с неустойчивым отношением к жизни вообще, и к студентам в частности. Характер у нее был на редкость скверноватый. Математика, как королева наук, теряла все свои прелести. Гукановой постоянно не везло. То дочь ее с третьего захода не поступала в МГУ на физфак, то еще что-нибудь понепристойнее. Было непонятно, из-за неудач ее характер сделался таким, или из-за характера ее постоянно преследовали неудачи, но, в любом случае, перед сессией от нее ушел третий по счету муж. В преподавательской деятельности Гуканова основывалась на теории больших чисел. Она не помнила в лицо ни одного студента.

Гуканова рассчитывала расправиться с противниками королевы наук беспощадно. На зачетной неделе она устроила коллоквиум. Несмотря на хороший исход, сделалась злая, как гарпия. Она посчитала, что хоры и отлы на коллоквиуме - не что иное, как случайности, результат ее недосмотра и упущений. После коллоквиума Гуканова пригрозила, что в сессию многие попляшут, особенно те, кто получил хорошо и отлично.

Ждали повального отсеивания. Откуда ей было знать, что бесподобные сдвиги группы - дело рук Знойко. В благодарность за возвращение к жизни он натаскал 76ТЗ по всем разделам настолько здорово, что многие сами

удивлялись успехам. В неслыханно короткий срок Дмитрий Васильевич вдолбил в головы студентам весь курс. Ему бы работать в детском саду - он на пальцах объяснял такие сложные функции и ряды, какие Гуканова с трудом доводила до студентов графически. Не забывал и про английский. Если удавалась свободная минутка, он от души предлагал помощь. От нее было трудно отказаться. Делалось неудобно, словно ему в обиду.

На экзамене Гуканова достала из сумочки кондуит. . Там были зафиксированы все до единого лекционные проступочки подначальных. Если число отметин переваливало за десять, четверка по предмету становилась нереальной. Такую Гуканова установила меру. Ну. тройка, так тройка - бог с ней. Хорошо бы только это. С тройкой по математике Зингерман не допускал к теоретической механике. Двойка по термеху - бесполезность разговоров о стипендии. Апеллируй потом хоть ко всевышнему - в следующем семестре диета и разгрузка вагонов в товарной конторе.

Психоз Гукановой остался психозом, знания, напичканные Знойко. знаниями. Против них Гуканова оказалась недееспособной. Из высшей математики группа вышла сухой.

ИСТОРИЯ с

ФИЛОСОФИЕЙ

Будильник, как лихорадочный, затрясся на единственной уцелевшей ножке. Решетнев, не просыпаясь, вогнал стопорную кнопку по самый маятник.

Рудик, зная, что в течение получаса никто усом не поведет, встал и включил свет. Ему ничего не оставалось, как ахнуть - на часах было почти восемь!

- Когда ж ты выспишься! Опять втихомолку перевел звонок на час вперед! - с чувством, с толком, но без всякой расстановки высказал он Мурату, стягивая с него одеяло.

Мурат открыл глаза, мастерски изобразил удивление, тщательно осмотрел циферблат и как ни в чем не бывало произнес:

- Часы пара мастэрская, ходят наугад.

- Какие сегодня занятия? - спросил Артамонов, выплывая из постели.

- Ты с завидной регулярностью задаешь этот странный вопрос уже второй год. Никто в точности ни разу не ответил. Неужели трудно, сделать соответствующий вывод! Фигура ты вполне сформировавшаяся и, я думаю, способна на необширные обобщения, - пристыдил его Гриншпон. - Где зубная паста?

- Я выбросил вчера пустой тюбик.

- Сколько раз тебе говорил, без моего личного осмотра не выбрасывай! Миша был автором открытия, что из любого сколь угодно сдавленного рядовым потребителем тюбика можно извлечь еще как минимум три порции пасты. Это не мелочность, а хозяйственность, уверял он, с которой начинается бережное отношение ко всему государственному имуществу. Сожители соглашались, что да, действительно, большое начинается с пустяков, но в то, что оно может зародиться из фокусов с тюбиком, не очень верилось.

- Вы еще пять минут поболтаете, и на лекцию можно будет не торопиться, - сказал Рудик.

Бросились в умывальник и сбили с ног Мучкина, доделывающего зарядку. Раньше Мучкин занимался упражнениями у себя в комнате. Фельдмана быстро вывели из себя метрономические громыхания о пол. Он стал подсыпать кнопки. Мучкину было некогда выколупывать их из пяток, он стал холить фигуру на скользком кафеле умывальной комнаты.

Гриншпон, Рудик и Мурат практически успели прошмыгнуть в аудиторию вовремя. Неимоверным усилием воли, перед самым носом преподавателя, они заставили себя последние метры пройти прогулочным шагом. Когда бегут, значит, опаздывают, если идут спокойно, значит, идут вовремя. По крайней мере, так считали некоторые преподаватели. В том числе и лектор по философии Золотников. Профессор не успел заговорить о гносеологических

и классовых корнях идеализма,, как в аудиторию ворвался Артамонов.

- Я вас слушаю. Должно быть, вы уже придумали причину, - обратился к нему Золлотников. По субботам он был склонен к минору.

- Троллейбуса долго не было,, - не запинаясь, выдал Валера.

- Причина объективная, - понимающе закивал Золотников. Ему неоднократно приходилось дежурить в