пикантный животик, округлились щеки и бедра. Самое страшное, к нему перестали идти его роговые очки. Нынкин, наоборот, стал более поджарым и смуглым. Их суммарная суетливость отошла к Пунтусу, а за Нынкиным осталась извечная сонливость и бесстрастный взгляд на жизнь.
Втихаря от группы они несколько раз ходили сдавать кровь на областную станцию переливания.
БИБЛИОТЕКА
им.ФЕЛЬДМАНА
В 535 комнату, как обычно без стука, вошла Татьяна. Она считала себя хозяйкой мужского общежития и свободно мигрировала по этажам. С таким шумом и грохотом, что Алисе Ивановне с вахты казалось, будто наверху идут ходовые испытания седельных тягачей.
- Нам тебя послал бог, - обрадовано встретил ее Артамонов. - Мы получили новый холодильник. Надо сделать небольшую перестановку мебели.
- Я к вам за своей книгой.
- Ее взял Фельдман.
- Идем заберем, - взяла она Артамонова за руку, как понятого.
- Если он дома.
Фельдман был дома. Он только что перекусил и весь отдался пищеварению.
- Ты, помнится, брал книгу, - начал Артамонов.
- Какую? - попытал Фельдман.
- Красная такая, 'Анжелика и король', - напомнила Татьяна.
- Что-то не помню. - Фельдман, лежа на кровати, перебросил нога на ногу.
- Да ты что! - набросилась Татьяна. - Мне ее с таким треском дали почитать!
- Красная? - переспросил Фельдман. - Да, да, припоминаю. Ее украли.
- Ты в своем уме! Мне ведь больше вообще ничего не дадут!
- Скажи, что книга совершенно не интересная, - нисколько не сочувствуя, промолвил Фельдман.
- Ты припомни, кто к вам в последнее время заходил, - уже мягче заговорила Татьяна. - Может, отыщется.
- Здесь проходной двор. Разве уследишь, кто _приходит, кто уходит.
- Что же делать? - приуныла Татьяна.
- Ничего. Это уже бесполезно, - оборвал Фельдман последние надежды на возврат. - В общаге, если что уводят, то с концами, - дал он понять, что разговор исчерпан.
- Если вдруг объявится, верни, пожалуйста, - попросил Артамонов.
- Конечно, - обнадежил его Фельдман. - Если объявится.
Артамонов с Татьяной вышли, а сожители Фельдмана прыснули в подушки комедия пришлась на тихий час. В сотый раз Фельдман разыграл перед ними подобную драму. У него было пристрастие собирать книги именно таким способом - попросить почитать и любыми неправдами не возвратить. В его чемоданах под кроватью собралась порядочная библиотека. Фельдман ни разу не повторился в причинах пропажи взятых напрокат книг. Они исчезали из комнаты гетерогенными путями - их сбрасывали с подоконника обнаглевшие голуби, дежурные случайно опускали их в мусорное ведро, сдавали в читальный зал вместо учебников, и вот теперь - украли.
Объяснялся Фельдман всегда самыми невинными словами, так что все виндикации хозяев теряли юридическую силу.
- Моли бога, что книга Татьянина, а не Артамонова, - сказал Мучкин. - Я бы тебя вмиг сдал.
- Как будто я собираю для себя! - возмутился Фельдман. - Вы что, не читаете эти книги! Никто из вас шагу не сделал в городскую библиотеку! Все кормитесь отсюда! - пнул он ногой чемодан под кроватью.
- Мы, это... в смысле... вернуть, - заворочался Матвеенков.
- Зачем? Если вернуть, они потеряются и затреплются все равно. И сгинут. А тут они все целы, все в полном порядке. Я отдам, но потом, после института. Если их захотят взять. В чем я лично сомневаюсь.
НЕВЕЖЛИВОСТЬ
КОРОЛЕВЫ
НАУК
- Сил нет! - пожаловался Гриншпон Бирюку. - Переводы замучили. Карпова нас просто взнуздала!
- Переводы? - переспросил Бирюк. - Кто у вас по
математике?
- Читает Гуканова, по практике - Знойко.
- Дмитрий Василия? И ты плачешь! Тебе известно, что Знойко - человек с большой буквы? Он знает три языка. Вы его привлеките. Так и скажите: довольно, Дмитрий Васильевич, ваших интегралов! По английскому - сплошные завалы. Смело подсаживайтесь с текстом. Прямо на занятиях. Никуда не денется. Он безотказный. Будет работать, как трансформатор. Тыщи, хехе, вот проблему нашел!
Гриншпон опрометчиво поделился новостью. На Знойко насели. Дмитрий Васильевич попыжился, помялся и начал переводить. Без словаря, прямо с листа. Группе это представлялось какой-то игрой, несерьезностью, шуткой. Когда кто-нибудь переигрывал и в просьбу перевести пару абзацев подбавлял толику веселой наглятинки, чувствительные единицы впадали в неловкость. Обстановка на практической математике стала отступать от начал, заложенных группой в Меловом.
Особенно на ниве ускоренного перевода преуспевал Климцов. Он испытывал наслаждение от того, что взрослый человек безропотно подчиняется. Когда Климцов подсаживался с текстом, Знойко терял последнюю волю. Климцов бесцеремонно обращался к нему на ты и совершенно не задумывался, откуда у гениального человека столько безволия. Было непонятно, зачем Климцов втянулся в игру, английский он знал лучше других.
- Знаете, - сказал Кравцов, - Дмитрий Васильевич не всегда был таким. Если верить брату, не так давно Знойко представлял собой интересной наружности мужчину.
- Заливай! Что-то не верится, чтобы у него так быстро выпали волосы и распухли щеки!
- Нехорошо смеяться над физическими дефектами, вступилась Татьяна.
- У него не дефекты, у него одни эффекты!
- Так вот, - Кравцов поудобнее устроился на подоконнике, - в свое время Дмитрий Васильевич женился по любви и прилежно занялся наукой. Сотворил кандидатскую и намеревался представить ее в двух вариантах - на русском и на английском. Не успел он перевести, как жена сбагрила диссертацию близкому другу. Знойко любил жену и простил промах. После чего состряпал еще одну кандидатскую. На французском. Жена сплавила налево и этот скромный труд. На третий рывок в немецком исполнении у Дмитрий Василича не хватило морали. За одну ночь он посерел, потом зажил отшельником и деградирует посейчас.
- Байки, - сеял сомнения Артамонов, - из-за таких пустяков человек не может сделаться параноиком.
- Вспомни черчение, - навел его на доказательную мысль Кравцов. - Уведи у тебя пару раз перед защитой какой-нибудь курсовой, ты обошел бы Знойко по темпам падения!
- Я предлагаю больше не издеваться над ним, - сказал Кравцов.
- А кто над ним издевается? Мы просто шутим, состроил невинность Климцов.
- Шуточки добьют его.
- Если б только одна наша группа... Все равно остальные дотюкают, пессимистически заметил Нынкин.
- Может, на занятиях с нами он хоть чуточку придет в себя, - произвела рассуждения вслух Марина.
- Он не поймет, в чем дело, - продолжал Климцов.
- Как же английский? - спохватился Пунтус.
- Вот именно. Что вы расходились? Ну, пошутили немного, что здесь такого? - не отступал Климцов. Он вел все разговоры исключительно из чувства противоречия. Внутренне он согласился, что с этим пора кончать, но внешне держался до последнего.
- Эти шуточки похожи на игрушечный фашизмик! сказала Марина. Рядом с Кравцовым она могла выиграть любую битву.
- Во загнула! - притормозил ее Климцов. Сухая керамика его голоса была неприятной в жаркой аудитории и походила на лопатой о кирпич.