шепотом умолял друзей придумать что-либо. Ему подсказали найти какой-нибудь ящик. Фельдман не поспешил бы на поиски с такой прытью, поучаствуй он в последнем субботнике, во время которого нужные предметы были собраны в кучу и сожжены. Прочувствовав невыполнимость затеи, Фельдман вспомнил, что он член профкома и отправился восвояси. 'А ну их, этих девочек!' - подумал он уже в постели. Выходя утром, друзья напоролись на вахтершу.
- Стойте! Как вы здесь оказались! - запричитала она, схватив Матвеенкова за рукав.
- Да я... в смысле... безо всякого, так сказать, - побрел Леша в свои обычные в подобных случаях речевые дебри.
- Ты мне не умничай! Корчишь из себя ненормального! Я двадцать лет тут сижу и все ваши иностранные языки выучила! Разбираюсь, когда 01 звонить, когда 02! Решетнев под шумок развернулся к балкону. Вчерашний пожарный маршрут показался ему безопасней. Спустя полчаса он возлежал в травмпункте.
- Где это вы так? - отвлекал хирург, ощупывая ногу.
- Антенну устанавливали.
- Лучше бы к девушкам сходили, чем по крышам в такую погоду лазать, попенял врач.
- А-а! - заорал Решетнев от профессионального движения.
- Ну вот, кажется все. У вас трещина плюсны.
- Серьезно!?
- Шучу, у вас перелом, - улыбнулся хирург. 535 превратилась в палату. Посетители шли и шли. Даже в понедельник, когда никто никуда не ходит.
- Эк тебя угораздило, - соболезновали они. - Жил как человек, и на тебе - по женским общежитиям понесло.
- В жизни надо срываться, - оправдывался Решетнев любимым лозунгом Бирюка.
Выражали соболезнование и попутно выметали из тумбочек все продукты. Вместо того, чтобы, как подобает, приносить их больному. Запасы 535 таяли на глазах.
- Как долго у тебя срастается кость, Решетнев! - говорили сожители. Она у тебя без всякого костного мозга! Ты нас по миру пустишь! Самым методичным гостем был Матвеенков. Он являлся, сидел для приличия минуты две-три у изголовья больного, а потом, жестикулируя сосисочками пальцев, начинал элегию:
- Я... так сказать, в смысле... одним словом в крайнем случае, произносил он, словно пораженный моторной афазией.
- В шкафу! - обрывал его Гриншпон. - От тебя ничего не скроешь!
Леша брал пять своих почти законных клубней. Заведя сложный благодарственный монолог, исчезал за дверью.
- Зачем обижат человек? - защищал его Мурат. - Тыбылыс лубой гост надо отдать всо! Панравилса кинжял - отдай кинжял, спросили время - отдай часы!
- Понимаешь, брат, - наезжал Гриншпон, - наш равнинный лабаз не вынесет твоих высокогорных обычаев! Когда, наконец, тебе придет перевод от родителей на очередную помолвку?
Оставалось одно - погрузочно-разгрузочные работы без использования подъемно-траспортных средств. 535 устремилась на отхожие промыслы, и, чтобы не попрошайничала, прихватила за компанию 540, хотя Фельдман обещал прокрутить ей материальные помощи. И Пунтуса с Нынкиным, который уже неделю пытался впасть в анабиоз. Город засыпал. Он долго ворочался, искал удобную позу. То здесь гасло и вновь вспыхивало окно, то там. Потом долго вздрагивал во сне, то сиреной скорой помощи, то запоздалым скрипом тормозов на перекрестке.
- Хорошо зверям, - говорил по дороге Нынкин, чуть голод - сразу в спячку.
- У них хоть совесть есть, - поддерживал вялый разговор Пунтус. - Они нет-нет просыпаются, а ты, если заснешь, то лет до сорока. По ночам на холодильной базе платили вдвойне. Рефрижераторы были с мойвой. Договорившись насчет суммы, приступили к разгрузке.
Фельдман, в основном, перекуривал и болтался по складу. Совершенно случайно он напоролся на чей- то тайничок с красной рыбой. Наверное, кто-то из служащих припрятал, чтобы в удобный момент утащить, допустил он и аккуратно переложил живность в портфель. В конце разгрузки расколол об колено плитку свежемороженой мойвы и большую часть сунул за пазуху.
- Будет неплохим подспорьем, - сказал он, застегивая куртку на все пуговицы.
- Да кто ее станет есть!? - попытались отговорить его друзья.
- Ее надо уметь приготовить, только и всего, - удивившись безвкусице, оправдал рыбу Фельдман. - У нас дефицит поваренных книг, поэтому многое залеживается. Никакой кулинарной культуры в быту.
На проходной студентам устроили проверку. Фельдман встал в очередь последним - боязно все-таки, хоть и рядовое, не для себя, но все Же расхищение социалистического имущества. Пока ощупывали передних, мойва за пазухой быстро таяла. Непоправимо быстро. Охранник, проверяя портфель, с ужасом наблюдал за глазами Фельдмана, бегающими туда-сюда как в нистагме. Они норовили и спрятаться от непонятно откуда взявшегося стыда, и в то же время все вокруг видеть.
- Кажется, переработал, - пожалел Фельдмана проверяющий.
- Быстрее, дедуля, быстрее, - крутился, как на огне, незадачливый расхититель.
- О! - воскликнул дед, нисколько не торопясь. - Красной у нас на базе не было! Где такую красавицу раздобыл?
Фельдман сообразил, что вагон красной рыбы разошелся по начальству настолько тихо, что даже охрана не в курсе.
- Рыбки мороженой почему не взяли? Питаетесь, небось, не шибко, спросил вохровец, не найдя мойвы, которая, как он считал, была единственным товаром на базе.
- Генералы не питаются отбросами! - выдавил Фельдман фразу из шедшего в 'Победе' фильма и, будто ошпаренный, вылетел с проходной. Бросив портфель, он начал яростно раздеваться. Оттаявшие мойвинки проскальзывали через штанины и, словно живые, падали у ног.
- Не могли первым пропустить, - посетовал Фельдман на друзей. - Для вас же старался!
Грузчикам стало жалко вымокшего друга. Рудик предложил зайти в пивной зал 'девятнарика'. Чтобы красную рыбу, которой Фельдман намеревался полакомиться в Новый год, не есть всухомятку спозаранку.
_ В следующую ночь Фельдман не вышел. Его уклончивая речь прозвучала неубедительно. Тогда он привлек всю двигательную мышечную энергию, чтобы доказать жестами, насколько чаще пробоины в отоплении случаются ночью, и почему он, как дежурный сантехник на полставки, должен быть начеку, а не таскаться по всяким базам! Он давненько наметил себе другой путь ликвидации финансовых брешей - занимался лотереей. Постоянное аллегри придавало ему еще большую уверенность в успехе. Откуда ему было знать, что выигрышный билет может всучить только кассир вместо сдачи за неимением мелочи, а методичность здесь губительна.
Остальные продолжили, желая узнать, сколько можно выдержать вот так днем учеба, ночью работа, плюс всякие секции и репетиции.
Следующей ночью вагоны были-с картошкой.
- Жаль, Фельдмана нет, хоть бульбы набрали бы, пригорюнился Нынкин. - А то каждый день вермишель вареная, вермишель жареная, вермишель пареная! Уже в кишечный тракт въелась.
- Мы иногда разнообразим, - сказал Артамонов, едим прямо из пачки.
- Напрочь убивает чувство голода при исхудании...
- Странно, что ее выпускает пищевая промышленность, а не фармацевтическая, скажем... Драгоценнейшую картошку, наполовину тронутую порчей, таскали из затхлой темнотищи вагона, гадая, откуда мог прибыть такой груз. Нанюхавшись миазмов, Нынкин сказал:
- Макароны в соусе - вполне достойное блюдо.
- Действительно, - поддакнул Пунтус.
Хозяйки всех на свете помещений - обыкновенные серые крысы - как болиды, сверкали тут и там люминесцентными глазами.
- В Париже эти твари скоро будут заседать в муниципалитете, - сказал Рудик. - Недавно читал, перегрызли десятитысячевольтовый кабель, и хоть бы одну ионизировало! В пику этому Артамонов