так: в центре Эмилий, на левом фланге Сервилий, Теренций же - с теми, которые стояли на правом фланге, каждый имел при себе по тысяче отборных всадников, чтобы они помогали попавшим в затруднительное положение. Так построились римляне.

20. Ганнибал, зная прежде всего, что в этой местности регулярно около полудня начинал дуть юго-восточный ветер, подымавший тучи пыли, занял такое место, где ветер дул бы им в спину; затем он заранее поместил в засаду на холм, поросший кустарником и изрезанный оврагами, всадников и легковооруженных, которым приказал, когда фаланги66 столкнутся и завяжется горячее дело и когда начнет дуть ветер, оказаться в тылу у неприятелей. А пятистам кельтиберам он велел вдобавок к длинным мечам надеть под одежду другие, более короткие мечи, сказав, что он сам, когда нужно, даст знак, что им делать. Все войско и он разделил на три части и всадников поставил на флангах широко растянутым строем, чтобы, если будет возможность, окружить врагов. На правом крыле он поставил брата своего Магона, на другом - племянника Ганнона; середину же он занял сам, так как ему была известна опытность Эмилия. С ним было две тысячи отборных всадников, а Магарбал, имея тысячу других, остался в резерве, чтобы помочь, если увидит, что свои попали где-нибудь в затруднительное положение. Действуя так, он затягивал время до второй половины дня (]w deyt]ran par] teinen _ran)67, ожидая, чтобы поскорее начался ветер.

21. Когда и на той и на другой стороне все было приведено в надлежащий порядок, полководцы объезжали ряды, воодушевляя своих, и напоминали: о родителях, детях и женах, о бывших раньше поражениях, и говоря, что в этой битве будет решаться вопрос об их спасении; Ганнибал же напоминал о прежних победах над этими же людьми, говоря, что позорно позволить побежденным победить своих победителей. Когда же зазвучали трубы и фаланги подняли крик, сперва легковооруженные стрелки, пращники и камнеметатели с обеих сторон, выбежав на середину, начали между собой сражение, после же них двинулись в бой и фаланги. Много тут было и крови и поту, так как с обеих сторон сражались с воодушевлением. В это время Ганнибал дает знак всадникам окружить вражеские фаланги, но римские всадники, хотя их было меньше, чем врагов, храбро сопротивлялись им и, растянув свой строй так, что он стал очень тонким, тем не менее бились очень решительно, и особенно те, которые стояли на левом фланге по направлению к морю. Поэтому Ганнибал и Магарбал вместе пустили на них тех всадников, которых имели вокруг себя, считая, что они своим ужасным варварским криком устрашат противников. Но те и этих встретили твердо и без страха.

22. Поскольку и эта попытка потерпела неудачу, Ганнибал дал знак пятистам кельтиберам68. Они, выбежав из строя, бросились к римлянам и протягивали им щиты, копья и мечи, которые были у них на виду, как будто они были перебежчиками. Сервилий, похвалив их, тотчас взял у них оружие и поставил их назад в одной, как он думал, одежде; он не считал целесообразным связывать перебежчиков на глазах врагов и не подозревал их, видя их в одних хитонах, да и времени подходящего не было среди такого напряжения боя. Другие отряды ливийцев, подняв сильный крик, сделали вид, что они бегут к горам. Этот крик был знаком для скрывавшихся в оврагах, чтобы они бросились на преследующих. И тотчас же легковооруженные и всадники показались из засады; одновременно поднялся сильный и удушливый ветер, с тучей пыли, дуя в лицо римлян; и это мешало им более всего видеть, что делается впереди у врагов. И удары копий и стрел у римлян во всех отношениях были слабее из-за противного ветра, у врагов же удары были более меткими, так как ветер подталкивал бросаемое ими оружие. Римские же солдаты, не видя ничего перед собой, не могли ни уклоняться от ударов, ни сами как следует бросать, сталкиваясь друг с другом; их ряды приходили в полное замешательство.

23. Тогда, видя, что наступил указанный им момент, те пятьсот кельтиберов, вытащив из-за пазух короткие мечи, убили первыми тех, позади кого они стояли; затем, схватив их более длинные мечи, щиты и копья, они напали по всей линии, устремляясь от одних на других, не щадя себя; и они-то и произвели главным образом наибольшее избиение, так как стояли позади всех. Большие и ужасные беды поразили тогда римлян: с фронта их теснили враги, с флангов они были окружены бывшими в засаде и избивались неприятелями, перемешивавшимися с ними. Они не могли повернуться против последних из-за наступавших на них с фронта, да и узнать их было не легко, так как у них были римские щиты. Сверх всего прочего римлянам особенно мешала пыль, так что они даже не могли понять, что происходит, но, как бывает при замешательстве и страхе, им все представлялось в больших размерах: им казалось, что и бывших в засаде было гораздо больше, также и относительно пятисот: хотя они знали, что их пятьсот, но им казалось, что все римское войско окружено всадниками и перебежчиками; и вот, повернув тыл, они беспорядочно побежали; первыми те, которые были на правом фланге, причем Теренций сам показал им пример к бегству; после же них - стоявшие на левом фланге, начальник которых Сервилий бросился к Эмилию, и около них собрались все лучшие из всадников и пехотинцев, около десяти тысяч.

24. Полководцы, а за ними все, которые были на конях, соскочив с коней, стали сражаться пешими, окруженные всадниками Ганнибала. И много блестящих подвигов совершили они, будучи опытными и храбрыми и, находясь в безнадежном положении, нападая на врагов, исполненные гнева; их истребляли отовсюду, и, разъезжая верхом вокруг них, Ганнибал то подстрекал своих, призывая покончить с этим остатком, чтобы довершить свою победу, то стыдил и упрекал, что, победив такое множество, они не могут одолеть немногих. Римляне же, пока с ними были Эмилий и Сервилий, и нанося сами удары и терпя большой урон, все же оставались в строю; когда же пали их полководцы, они, сильным натиском пробившись через середину врагов, стали разбегаться в разные стороны, одни - в лагери, которых было два, куда уже собрались бежавшие до них; и всех их оказалось около пятнадцати тысяч: Ганнибал, окружив лагерь, приставил к ним стражу; другие - около двух тысяч - бежали в Канны. Эти две тысячи сдались Ганнибалу. Немногие бежали в Канусий, а остальные в одиночку рассыпались по лесам.

25. Таков был конец битвы Ганнибала и римлян при Каннах, начавшейся немного позднее второго часа69, закончившейся же незадолго до двух часов ночи70; она еще и ныне известна у римлян как великое бедствие, так как в эти часы у них погибло пятьдесят тысяч71, большое число было взято в плен живыми, погибли многие и из сенаторов и с ними все военные трибуны и центурионы, а из самих полководцев два лучших. Самый же худший, бывший виновником этого несчастия, как только началось бегство, сам первый скрылся. Римляне, воюя уже два года с Ганнибалом в Италии, потеряли из своих граждан и из союзников до ста тысяч человек.

26. Ганнибал, одержав столь блестящую и редкую победу, применив в один день четыре стратегические хитрости: силу ветра, притворный переход перебежчиков, притворное бегство и скрытую в оврагах засаду, тотчас же после боя отправился осматривать убитых и, видя убитыми лучших из своих друзей, застонал и, заплакав, сказал, что ему не нужно другой такой победы. Говорят, что и до него такие же слова сказал Пирр, царь Эпира, который тоже одолел римлян в Италии с подобными же потерями72. Из бежавших с поля битвы те, которые собрались в большем лагере, вечером, выбрав себе предводителем Публия Семпрония, прорвались силой через охрану, поставленную Ганнибалом, но заснувшую от усталости, и около полуночи быстро дошли до Канусия в числе около десяти тысяч; пять тысяч же собравшиеся в меньшем лагере, на следующий день были взяты в плен Ганнибалом. Теренций, собрав остатки войска, попытался подбодрить убитых отчаянием и, поставив им начальником Сципиона, одного из военных трибунов, быстро уехал в Рим.

V, 27. В Риме же, когда пришло известие о несчастий, некоторые на улицах оплакивали своих близких, называя их по именам, и с воплями ожидали, что они сами вот-вот будут взяты в плен, женщины с детьми молились в храмах, чтобы наконец прекратились эти несчастия для государства, магистраты жертвоприношениями и обетами старались умилостивить богов, умоляя их, если над государством за что-нибудь тяготеет их гнев, чтобы они удовлетворились происшедшим. Сенат послал в Дельфы Квинта Фабия, историка этих событий73, чтобы вопросить о настоящем положении дел; с разрешения хозяев сенат освободил до восьми тысяч рабов74 и велел всем находящимся в городе готовить оружие и луки; даже при таком положении дел сенату удалось собрать некоторое количество воинов из союзников. Клавдия Марцелла, который должен был плыть в Сицилию, сенат, переменив решение, направил на войну с Ганнибалом. Марцелл дал часть флота своему сотоварищу Фурию75 и послал его в Сицилию; сам же, ведя рабов и тех, кого и сколько он мог собрать из граждан или союзников, всего до десяти тысяч пехотинцев и две тысячи всадников, двинулся в Теан и следил, что собирается делать Ганнибал.

28. Когда Ганнибал дал пленным позволение отправить в Рим послов относительно их участи: не захотят ли находящиеся в городе выкупить их за деньги. Выбранных пленными трех послов во главе с Гнеем Семпронием заставил поклясться в случае отказа римлян вернуться к нему. Родственники взятых в плен, обступив здание сената, заявляли, что каждый из них выкупит родных за свои деньги, и умоляли сенат разрешить им это, и народ вместе с ними плакал и просил; из сенаторов одни не считали правильным при столь больших несчастиях вредить государству потерей еще стольких граждан, освобождать рабов и пренебрегать возможностью освободить свободных76, другие же полагали,