томи ты!

– А на кой шут мне у них паспорт, говорит, спрашивать. Я людям доверяю, и документы мне незачем проверять! Что ж я, слепая, что ли, не вижу, что они дамы приличные, интеллигентные?! И так с их слов всё и записала! – с пеной у рта рассказывала прокурорша.

– Ох, подведёте вы меня под монастырь! – стонал Коловратов. – Ох, подведёте! Давно нужно было мне вас всех тут бросить на произвол судьбы и бежать куда-нибудь в Ниццу. Жил бы, горя не знал! А теперь что? Что теперь? Я спрашиваю! – и он окинул всех гневным взором. – Молчите? Свистульки глиняные, краснобаи, словоблуды!

–  Постойте, постойте! А зачем ревизорше нужно было крутить роман с вашим сыном? – позволила себе заметить госпожа Форшмак.

– А чтобы выудить из этого малолетнего дурака какую-нибудь компрометирующую меня информацию, умненькая вы наша, Белла Львовна!

– А у меня, между прочим, после отъезда этой самой Анфисы Григорьевны с её тронутой сестрицей пропало бриллиантовое колье и две тысячи долларов! – выдала Ирина Викторовна Тютюркина. – Я, конечно, ни в чём не уверена и не привыкла напраслину возводить, но всё это пропало именно после её отъезда!

– Откуда это у тебя две тысячи долларов? Подворовываешь у меня! – взъелся Захар Олегович.

– Да перестаньте вы! Сейчас не до ругани! – цыкнула на них Светлана Тимофеевна.

– А у меня брошка исчезла... Помнишь, котик, ты мне на Новый год подарил?.. – механическим голосом проговорила Аглая Швабрина.

– Эта та самая, за которую я пятьдесят тысяч нашему Форшмаку отдал? – взбесился Пётр Миронович Долгополов.

– Ну, да...

– А у меня кольцо с сапфиром пропало, очень дорогое, старинное, прабабушкино, ещё и двадцать тысяч рублей. Я-то думала, что сама это кольцо куда-то подевала, а деньги... Я на домработницу грешила... Я никак, никак на Анфису Григорьевну подумать не могла! – и на глаза Ульяны Прокоповны Коноклячкиной навернулись слёзы.

– Воровка! – обличительно выкрикнула Ирина Викторовна.

– Их с сестрой нужно немедленно арестовать! – вынес приговор Трифон Афанасьевич Квакин и от осознания собственной значимости преобразился как-то даже – нос вздёрнул, грудь колесом выгнул. – Да! Надо устроить обыск у них в номерах, отыскать награбленное и под замок их обеих!

– А что! Это мысль! – у мэра даже от сердца отлегло. – Вот завтра с самого утра, часиков эдак в восемь, и пойдём все туда. Возьмём её ещё тёпленькую, – с наслаждением протянул Савелий Дмитриевич. – И с позором! Непременно с позором, на глазах у всего города! А теперь давайте-ка спать! Сегодня останетесь у нас, а завтра вы мне нужны как свидетели, – распорядился он, и все со спокойной совестью легли спать. Хоть кроватей на всех и не хватило, но гости разместились – кто как – и заснули почти счастливые – в тесноте да не в обиде, и не подозревая о том, что творится в это время в отеле «Энские чертоги».

А в гостинице происходило нечто невообразимое.

В три часа ночи, когда Анфиса, так ничего конкретного и не решив, уже лежала в постели, в коридоре вдруг послышались шаги, а вскоре и настойчивая, словно барабанная дробь в дверь. «Бежать!» – мелькнуло в её голове, но бежать было поздно...

– Фиска! Открой, каналья! Я знаю, что ты там! Открывай, не то ща дверь выломаю! Я тебя выследил! Фиска, ты меня знаешь! Ща всю эту вшивую гостиницу к чёртовой бабушке разнесу! Спорим? Ну ты и стерва! Просто редкостная! Я ведь у твоей Уткиной был! Она-то мне всё и выложила! Рассказала, что ты в этот занюханный городишко поехала мужа себе искать! И про завещание я всё знаю! И про условия! Я всё, всё теперь знаю! Я б и раньше к ней пошёл, но поискал тебя – нет вас нигде с Люськой. Я запил с горя. Потом проигрался, потом бегал по городу, деньги искал, потом отыгрывался... Короче, недосуг мне было! – и он замолк на минуту, после чего разразился с новой силой. – Вот я с самого начала знал, что двуличный ты человек – Анфиска! Значит, я в мужья не гожусь! Рожей не вышел! Открывай, тебе говорят! – и Распекаева, почувствовав, что Юрик, доведённый до бешенства, сейчас действительно способен разнести гостиницу в пух и прах (а шум ей был совершенно ни к чему), открыла дверь, и в номер ворвался, словно ураган, Эразмов – высокий, атлетически сложённый, с тёмной вихрастой головой, смуглый, с выразительными глазами, какие обычно называют вишнями. Глядя на него, Анфиса вдруг поймала себя на мысли, что она очень соскучилась по этому взбалмошному, страстному и азартному до болезненности человеку, но она сию же секунду отогнала от себя эту глупую мысль, встала в позу «руки в боки» и, надменно подняв голову, спросила ледяным металлическим голосом:

– Позвольте узнать, чем обязана вашему появлению, господин Эразмов?

– Фиска! Ты что? Что ты? – растерялся Юрик – он не ожидал такого приёма, думал, что Распекаева пустится в объяснения, начнёт оправдываться, почувствует свою вину и, в конце концов, уедет вместе с ним, плюнув на замужество, а стало быть, и на наследство. На её месте он бы сделал именно так. Но характер у нашей героини был совсем иным и тут уж ничего не поделаешь! Самым важным для неё в этой жизни – быть в лодке, а не за бортом, и чтобы лодка эта была не какая-нибудь там двухвесельная, а канонерская с несколькими орудиями для боевых действий, которой она ещё надеялась обзавестись, заполучив тётушкино наследство. – Ради денег со мной порвать! Ради какого-то дома, квартиры человеком пожертвовать?! Э-эх! – несколько наигранно проговорил он и вдруг как закричит: – Да я тебя как вошь раздавлю! Вот так, смотри, к ногтю, – и он наглядно показал, каким образом он её раздавит, – и от тебя мокрое место останется! – На Эразмова нахлынула очередная волна ярости и ненависти к бывшей своей возлюбленной, он схватил её за плечи и затряс, лихорадочно шепча. – Ну что, пройдоха, воровка, аферистка, мужа-то нашла?! Нашла?! Отвечай, кому говорят!

– Да ну что ты, Юрик! О чём это ты говоришь-то? Что-то я тебя не пойму!

– Нечего из меня дурака делать! Не поймёт она меня, видите ли! Да плевать я хотел на твоих женихов! Я тебя так ославлю на весь этот поганенький городишко, что ты не только замуж не выйдешь, но и не уедешь отсюда никогда! Спорим? На сто долларов! А? Я ведь приехал сюда в восемь вечера, внизу какая-то чумичка сидит толстая с сопливым платком на башке, спрашиваю – не тут ли, случайно, Анфиса Распекаева остановилась? Она мне – тут, мол, только сейчас её нет, они с сестрой поехали на день рождения к градоначальникову сыну, будут поздно. И я, чтоб время скоротать, узнал у неё, где тут казино. Казино не оказалось, зато есть автоматы... Я туда... Проигрался... И вот пришёл... Дай стольник, Фиска! Отыграться хочу!

– На, на! Только оставь меня в покое! – и Распекаева, торопливо раскрыв сумку, сунула ему две зелёненьких бумажки.

– Глазам своим не верю! Первый раз в жизни Анфиска- аферистка деньги даёт! Значит, рыло у тебя в пуху, вот что я на это скажу! – и Эразмов уселся напротив неё на колченогий стул с облупившимся лаком. – Ты ж ведь, милая моя, клептоманка. Ничего с собой поделать не можешь – у тебя руки как будто клеем намазаны – всё к ним так и липнет, так и липнет! Уже, наверное, успела опозориться, да?

– Получил деньги и иди прочь!

– Я-то уйду, но можешь не сомневаться, отыграюсь и вернусь. И если ты со мной утром не уедешь в Москву, я тут такую бучу подниму, что тебе мало не покажется! А чтоб ты за это время никуда не смылась, я тебя закрою. – Эразмов покрутил у неё перед носом ключом от номера и, спрятав его в карман брюк, вышел – только замок звякнул снаружи.

– Вернись, гад! Отдай ключ! – закричала Анфиса, но тут же смекнула, что у всех номеров этой гостиницы наверняка одинаковые замки. Она выждала, пока Юрик не удалился на безопасное расстояние, и изо всех сил заколотила в стенку, за которой, притаившись, сидела Люся.

– Что, Анфис Григорьна? Что стряслось-то? Что от вас этот ваш дурак, Маразмов хотел? – плевала она в замочную скважину.

– Люся! Слушай меня внимательно! – возбуждённо заговорила Распекаева. – Сейчас возьми ключ от своего номера и попробуй им открыть мою дверь!

– Ага, ага, ага, Анфис Григорьна! – с готовностью воскликнула Подлипкина, но тут же, будто опомнившись, тупо спросила: – Так это ж мой ключ! Он к вашей двери не подойдёт!

– Делай, что говорю! – в бешенстве прошипела Анфиса, и расчёт её оказался верным – ключ, как по маслу, повернулся два раза в замке, и героиня наша снова была на свободе.

– Не поняла... – пролепетала компаньонка, раскрыв рот.

– Что тут непонятного?! Как же, разорятся они на десять разных замков! Ты сама-то подумай! Я сразу смекнула – это как в камерах хранения в супермаркете.

– А откуда вы знаете, как в супермаркетах? – совсем растерялась Люся.

– Хватит задавать глупые вопросы! Что ты вечно идиотничаешь! Быстрей неси все наши вещи в машину! Мы уезжаем.

– Насовсем?

– Да, да, немедленно! – и Распекаева возбуждёнными, суетливыми движениями принялась собирать свои вещи и запихивать их кое-как в сумки и чемоданы.

Через четверть часа мигающая сине-красными огнями вывеска отеля «Энские чертоги» осталась позади, а ещё спустя десять минут промелькнула кирпичная стена с выбоинами от вражеского обстрела её интервентами при осаде города всем, что попадалось супостатам под руку четыреста лет назад.

Потонул в предрассветной сгустившейся тьме город N со всеми его жителями и их мелкими, повседневными заботами, с сомнительными достопримечательностями, с Юриком Эразмовым, который играл, пребывая в полной уверенности, что его лукавая, хитроумная возлюбленная сидит в убогом номере энской гостиницы... Всё дальше и дальше становился город N от наших путешественниц, уж смешными Анфисе казались все его Коноклячкины, Лодыжкины, Коловратовы, Арашковы, Форшмаки и Тютюркины...