доставая еще и Резанова.

Когда посольство вернулось из Японии на Камчатку, от графа с превеликим облегчением избавились и Резанов, и Крузенштерн…

История эта обросла многочисленными легендами, которые с большим удовольствием расцвечивал сам Толстой. По кружившим в Петербурге рассказам, граф настолько достал Крузенштерна, что тот высадил его то ли на необитаемый остров, то ли на «оскаленные» аляскинские берега, в общем, в глухие места, где Толстой за неимением пропитания вынужден был съесть своего орангутанга. Впрочем, некоторые про Толстого и обезьяну рассказывали и похлеще, упирая на то, что орангутанг был женского пола… Потом Толстой якобы наткнулся на неких «дикарей», которые его выбрали своим вождем и татуировали с головы до ног.

Все эти истории - большей частью чистый вымысел. Толстого попросту «списали на берег» на Камчатке: Крузенштерн заявил, что более видеть его не желает, благо посольство завершилось, и о Толстом он более заботиться не обязан. А Резанов велел графу возвращаться в Петербург, в свой полк, сухопутным путем через Сибирь…

Что происходило далее, достоверно неизвестно. Очень похоже, что Толстой все же из жажды приключений добрался до Аляски (скорее всего, на заходившей туда «Неве» Лисянского, либо на одном из судов Российско-Американской компании. Какая-то алеутская татуировка у него все же появилась тогда на груди (хотя «наколки с головы до пят» - откровенное преувеличение). В Петербург он привез немаленькую коллекцию аляскинских диковинок: оружия, предметов обихода. На родине граф получил кличку Американец, сопровождавшую его до самой смерти.

Когда он возвратился в Петербург, туда уже дошли известия о художествах графа на «Надежде». Толстого по приказу свыше моментально тормознули на заставе и отправили служить в гарнизон Шейшлотской крепости - что для гвардейца-преображен-ца было наказанием нешуточным. Через два года, правда, по заступничеству влиятельной родни вернули в полк. Толстой участвовал в русско-шведской войне, после ее окончания ввязался в Прибалтике в парочку шумных дуэлей - и его вновь остановили на Петербургской заставе, ненадолго посадили в крепость, а потом разжаловали-таки в рядовые. В каковом невеликом чине и выперли в отставку.

В 1812 г. граф поступил на службу в качестве простого ратника московского ополчения. Воевал до безумия храбро, получил назад и чин гвардии поручика, и отобранные у него ордена, участвовал в Бородинской битве, где получил ранение в ногу, дослужился до полковника и был награжден Св. Георгием 4-й степени. Вышел в отставку и поселился в Москве.

Вся его дальнейшая жизнь - череда кутежей, карточной игры на огромные суммы и бесконечных дуэлей. Граф, как уже говорилось, нисколечко не скрывал, что плутует в карты - и, когда с ним кое-кто отказывался по этой причине играть, требовал «продолжения банкета», грозя, что иначе партнеру «башку подсвечником расшибет».

Однажды, впрочем, коса нашла на камень. После окончания очередной игры Толстой объявил, что дворянин Нащокин должен ему двадцать тысяч рублей. Нащокин платить отказался, уверяя, что Толстой эту сумму выдумал из головы. Тогда Американец достал из кармана заряженный пистолет, выложил его на стол и дал Нащокину десять минут на размышление: либо платит, либо - пуля в лоб.

Нащокин хладнокровнейшим образом выложил из кармана часы и бумажник, ухмыльнулся и сказал без тени страха:

- Часы могут стоить пятьсот рублей, в бумажнике - двадцать пять рублей. Вот все, что вам достанется, если вы меня убьете, а чтобы скрыть преступление, вам придется заплатить не одну тысячу. Какой же вам расчет меня убивать?

Толстой в восторге крикнул:

– Вот настоящий человек!

И они с Нащокиным стали неразлучными друзьями.

Женился Толстой на цыганке, с которой сначала долго жил без венца - но однажды, проиграв громадную сумму и не имея денег, всерьез собрался стреляться. Тогда цыганка Авдотья привезла ему столько денег, что на уплату долга хватало с лихвой -это были те деньги, которые Толстой ей давал, а она не тратила, копила. Уплатив долг, граф с Авдотьей обвенчался.

Именно о Федоре Толстом - известные строки из «Горя от ума» Грибоедова:

Толстой на эти стихи реагировал весьма своеобразно. Сохранилась рукопись Грибоедова с собственноручной правкой Толстого: граф написал касаемо Камчатки: «В Камчатку черт носил, ибо сослан никогда не был». А стих «крепко на руку нечист» предлагал поправить так: «В картишках на руку нечист». Поясняя так:

– Для верности портрета сия поправка необходима, чтобы не подумали, что ворую табакерки со стола.

Как видим, шулерства своего граф нимало не стыдился. Почему я так подробно о нем рассказываю? Да потому, что в жизни порой многое самым причудливым образом взаимосвязано. Живя в Москве, Толстой вращался в литературных кругах, был в приятельских отношениях с Вяземским, Боратынским, Жуковским, Батюшковым, Пушкиным, Денисом Давыдовым и многими другими русскими литераторами. С Пушкиным, правда, он однажды собирался стреляться после показавшейся ему обидной пушкинской эпиграммы - но их помирили. Пушкин не раз бывал в гостях у Американца, слушал его рассказы об Аляске, осматривал коллекции. Напомню, что книгу Шелихова Пушкин читал и перечитывал. В 1826 г., по достоверным свидетельствам современников, Пушкин не раз говорил, что с удовольствием бежал бы в Грецию или Америку. Несомненно, что Александр Сергеевич имел в виду именно Русскую Америку - Соединенные Штаты в те годы были маленькой скучной страной и никого всерьез не интересовали…

Не кто иной, как Лев Толстой, рассказывал о встрече графа Федора с Грибоедовым. Толстой попенял Грибоедову:

– Зачем ты обо мне написал, что я крепко на руку нечист? Подумают, что я взятки брал, а я отродясь не брал…

– Но ты же играешь нечисто, - сказал Грибоедов.

– Только-то? - не моргнув глазом, ответил Толстой. - Ну, ты бы так и написал…

Как хотите, но без рассказа о таких людях не почувствовать эпоху во всей ее полноте…