гуляли, уходя далеко за поселок. Почти у самого поселка начиналась тайга. На опушке она была редкой, с большими порубками, а дальше становилась гуще и темнее. Кое-где в таежных низинах, перемежаясь с жестким кочкарником, голубели чистые озера. Они совсем не были похожи на то теплое озеро у соснового бора, которое Андрей запомнил навсегда. Прозрачные как хрусталь озера в тайге были очень холодными, купаться в них осмеливались только самые отчаянные парни. Андрей и Еля гуляли по берегам озер, любовались бродившими по отмелям стайками голенастых кроншнепов, собирали цветы. Однажды, когда они, утомившись, лежали в тени под кустом, к ним совсем близко подошел громадный лось. Он постоял, настороженно пофыркивая, а потом, почуяв людей, кинулся в чащу, испугав Елю.

Андрей видел, что Еля скучает, хотя и старается скрыть это. У нее, выросшей в большом городе, любившей музыку, театр, шум людных городских улиц, таежная глушь вызывала тоску и уныние. Не занятая по дому — Настасья Мартыновна возилась в кухне одна, — Еля часто уединялась, часами сидела где-нибудь во дворе с вышивкой в руках или читала, лежа в постели. Она немного оживилась, когда начались занятия в школе, но все же часто говорила Андрею о городе, о том, что нельзя хоронить себя в глуши.

Андрей же чувствовал себя в этой глуши как рыба в воде. Ему приходилось много ездить по колхозам, он уставал, но каждый раз, возвращаясь домой, радостно думал о Еле, представлял, как она ждет его и как будет встречать.

Начался осенний перелет птиц, на озерах появились большие стаи диких гусей и уток, и Андрей по субботам и воскресеньям уходил на охоту в сопровождении своего любимца, рыжего ирландского сеттера Марса. Не очень заботясь о добыче, он любил эти одинокие скитания по тайге, утренние и вечерние зори с их первой осенней прохладой, криком гусиных стай и волнующим шелестом птичьих крыльев в предрассветном небе.

В один из пасмурных сентябрьских дней Андрей незаметно для себя ушел очень далеко от дома, долго бродил вдоль опушки тайги, стрелял, а к вечеру оказался на краю кочковатого болота. Солнце еще не зашло, но вода на болоте уже красновато светилась. Андрей присел отдохнуть и вдруг услышал где-то неподалеку детский плач. Кликнув собаку, он забрался в густые заросли карликовой березы и вышел на узкую, протоптанную в зарослях тропу.

На тропе, широко раскинув босые ножонки и склонив к коленям светло-русую голову, сидела плачущая девчонка лет десяти. Услышав шаги Андрея, она замолкла, испуганно подняла голову. У нее было круглое, скуластенькое лицо, черные глаза, чуть вздернутый конопатый носик. Девочка со страхом и любопытством смотрела то на Андрея, то па, дружелюбно махавшего хвостом Марса.

— Ты чего плачешь? — спросил Андрей.

— Да… чего… они сами ушли, а меня бросили, — всхлипывая, сказала девочка.

— Кто?

— Мои сестры.

— А как тебя зовут?

Девочка недоверчиво посмотрела на Андрея, отодвинулась от Марса, который успел лизнуть ей ухо:

— Ната-а-ша.

— Где же ты, Наташа, живешь?

— Там. — Маленькая Наташа махнула рукой в неопределенном направлении.

— А дорогу домой ты знаешь? — спросил Андрей.

— Нет.

Андрей секунду подумал, протянул девочке руку:

— Ладно, Наташа, вставай! Будем вместе искать твой дом.

Девочка опять заплакала:

— Не могу идти… занозила ногу…

Андрей взял ее на руки, поднес к болоту, ополоснул в воде ногу девочки и, вынув из фуражки иглу, которую по охотничьей привычке всегда носил с собой, вытащил занозу.

— Ой, болит! — захныкала девчонка.

Увидев у Андрея трех затянутых ременными удавками фазанов, Наташа перестала плакать, шмыгнула носом.

— Это чего такое? Петухи? — с любопытством спросила о ад.

— Да, да, петухи, — сказал Андрей. — Иди-ка на руки, и пойдем, а то темнеть начинает.

Неся девчонку на руках, Андрей пошел по тропе. Тропа огибала болото на опушке тайги и вскоре привела к длинному, приземистому бараку лесорубов.

— Вот наша хата! — радостно закричала Наташа.

Барак был разделен на десяток каморок-квартир. Наташа указала Андрею на крайнюю дверь, и он вошел в барак.

В скудно освещенной керосиновой лампой комнате Андрей увидел лежавшую на деревянных нарах, прикрытую старым солдатским одеялом маленькую кареглазую женщину. Девочка была очень на нее похожа, и Андрей сразу понял, что перед ним Наташина мать.

Шевельнув рукой, женщина слабо крикнула Наташе:

— Где ж ты была, бессовестная девчонка? Брат и сестры уже, почитай, часа два тебя ищут.

— Да-а, сами бросили меня, а теперь ищут, — плаксиво сказала Наташа.

Она соскочила на пол, подпрыгивая на одной ноге, добежала до скамьи и смирно уселась у окна.

— Чего это ты захромала? — с тревогой спросила женщина.

— Она занозила ногу, — сказал Андрей, — занозу я вытащил, надо бы ранку йодом залить.

— Откудова его тут возьмешь? — сказала женщина. — Заживет и так. А вам большое спасибо, что доставили Наташку до дому. Я уже бояться за нее стала, гляжу — вечереет, а девчонки нема.

— А вы что, болеете? — спросил Андрей.

— Да вот никак не могу после тифа подняться, — тихо сказала женщина, — думала, богу душу отдам, так меня схватило.

— Давно здесь живете? — спросил Андрей, разглядывая убогую обстановку комнаты — две скамьи, стол, кадушку с водой в углу, закопченный чугунок на плите.

— Скоро год будет, — тяжело вздохнув, сказала женщина. — Переселенцы мы. Жили на Дону, а прошлым летом сюда переселились, думали, что тут легче прокормим детишек. Их у нас пятеро, двое хлопцев да трое девчонок. Вербовщики сулили нам рай: и заработки, мол, на рубке леса хорошие, и харчи самые лучшие, и все такое, а оно видите, как получилось. Мужик мой да старший сын лес рубят, а я тут с четырьмя детьми ладу никак не дам — прямо-таки голова кругом идет…

За окном барака мелькнули тени. В комнату вбежали мальчишка лет тринадцати и две девчонки, чуть постарше Наташи.

— Вот она, паршивка, видали? — закричал мальчишка, кинулся к Наташе, но, увидев сидевшего в углу Андрея, осекся и замолчал.

— Не тронь ее, — сказала женщина, — сами виноваты, а теперь кидаетесь на дите.

Андрей поднялся, посмотрел в окно.

— Совсем стемнело, — сказал он и, повернувшись к женщине, спросил: — Может, можно у вас переночевать?

— Ночуйте, ради бога, — сказала женщина. — Только вы уж нас извините за нашу бедность да неустройство.

Сняв патронташ и отцепив фазанов, Андрей сказал девчонкам:

— Ну-ка, хозяйки, давайте ощиплем этих петушков да поджарим их на сковородке.

Девчонки засуетились, забегали. Только одна Наташа была занята собой: туго натянув руками нитку, она трогала ее языком и, склонив голову, с упоением слушала, как брунжит нитка в ее раскинутых руках.

— Пойди, Поля, набери картошки, — сказала женщина старшей девочке.

Через час в комнате вкусно запахло жареной дичью. Поужинали все вместе, отдав изголодавшемуся Марсу косточки и остатки картофеля. Усталый Андрей улегся, не раздеваясь, на сдвинутых скамьях, но долго не мог уснуть, думая о том, как нелегко еще жить людям, как трудно достается им кусок хлеба и как