ведало заключением сделок с заграничными концернами на поставку Германии оружия. Поэтому вечером в доме Курбаха собралось весьма респектабельное общество, главным образом друзья доктора по «Транспортному бюро».

После легких закусок и обычных в таких случаях тостов гости заговорили об арестах, о бегстве из Германии многих ученых и художников. Лысый, сморщенный старик в роговых очках, один из хозяев «Транспортного бюро» Якоб Фалль, сказал, дымя сигарой:

— Все это к лучшему, господа. Опасное соседство с такой страной, как Советский Союз, заставляет нас разделаться с коммунистами любыми способами, иначе мы окажемся перед национальной катастрофой.

— Однако массовые аресты, насколько мне известно, производят очень неприятное впечатление за границей, — сказал доктор Курбах. — Туда просочились слухи — я не знаю, насколько они соответствуют истине, — что у нас арестованных пытают и добиваются их показаний самыми непозволительными методами.

Господин Фалль пренебрежительно махнул рукой:

— Это неумный вымысел наших врагов, я не верю в подобные враки. У нас умеют соблюдать законность.

Все время молчавший Конрад Риге слегка подтолкнул Юргена:

— Ты тоже не веришь, кузен?

— Я просто не думал об этом, — сказал Юрген.

Конрад был пьян. Он наклонился к Юргену и прошептал:

— Завтра воскресенье. Если хочешь, пойдем со мной в наше заведение, я тебе продемонстрирую эту «законность». Тебе следует укреплять нервы, а это помогает…

Гости засиделись до полуночи. Все они хвалили Гитлера, дамы восторгались красавцем Герингом, вспоминали о его подвигах, которые принесли ему славу одного из лучших летчиков Германии.

Когда под окном коротко и резко просигналил автомобиль, Конрад сказал Юргену:

— Знаешь что? Пойдем сейчас. Ты увидишь удивительные штуки.

Юрген тоже опьянел. Предупредив Ингеборг, он оделся и вышел вслед за Конрадом. Одетый в форму штурмовика шофер доставил их к большому, слабо освещенному дому. У входа прохаживался вооруженный штурмовик в каске. Узнав Конрада, он пропустил их с Юргеном в дом. Они поднялись на второй этаж, прошли по длинному коридору. Вдоль стен коридора темнели двери. За дверями Юрген услышал шум, грохот, истошные крики.

— Мальчики развлекаются, — скверно усмехнувшись, сказал Конрад.

Он привел Юргена в крайнюю комнату, включил свет. В комнате, кроме стола и двух стульев, ничего не было, только в стене, под самым потолком, торчало толстое железное кольцо, а на полу лежала веревка. Конрад снял плащ, пиджак и остался в белой сорочке с галстуком. Галстук он распустил, а ворот сорочки расстегнул.

В комнате появился здоровенный штурмовик.

— Этого, Карла Гейера, — сквозь зубы сказал Конрад. Он поставил один из стульев в угол, кивнул Юргену: — Садись сюда. Только, пожалуйста, молчи и не мешай мне. Сейчас увидишь Карла Гейера, композитора. Он последние два года якшался с коммунистами, а дочь его вышла замуж за еврея-ювелира, который где-то прячется и успел, негодяй, припрятать все свои ценности.

Сопровождаемый штурмовиком, в комнату вошел человек маленького роста, с длинной седеющей шевелюрой. Он был босиком, в одном измазанном кровью белье. Один его глаз затек и слезился.

— Здравствуйте, Гейер, — не повышая голоса, сказал Конрад. — Как вы себя чувствуете? Судя по вашему виду, неважно, не так ли?

Арестованный молчал, испуганно и покорно глядя одним глазом на Конрада. Конрад подошел к нему ближе, спросил так же негромко:

— Ну что ж, Гейер, скажете вы наконец, где находится ваш зять Георг Левит?

— Я не знаю, господин следователь, — с трудом разжимая опухшие губы, сказал Гейер. — Я уже говорил вам, что Георг шестого марта уехал в Гамбург и больше не возвращался.

— А куда он дел все золото из магазина?

— Не знаю, господин следователь.

Конрад медленно открыл ящик стола, достал никелированный кастет и подошел к арестованному:

— Не знаешь, большевистский выродок?

Сильно размахнувшись, Конрад ударил арестованного в бок. Гейер, коротко вскрикнув, упал. К горлу Юргена подступила мучительная тошнота. Он прижал к губам платок и отвернулся.

— Ну-ка, Христоф, подвяжи эту скотину да подними его повыше! — крикнул Конрад штурмовику. — У него, должно быть, все мысли в задницу ушли, верни их в голову!

Штурмовик быстро и ловко затянул ноги Гейера веревочной петлей, другой конец веревки продел в кольцо и стал подтягивать арестованного вниз головой к потолку. Гейер уже не кричал, только пальцы его опущенных рук конвульсивно вздрагивали.

— Оставь, Конрад, — глухо сказал Юрген. — Слышишь? Сейчас же прикажи увести его…

Прищурив глаза, Конрад с презрением посмотрел на него:

— Что? Неприятно, дорогой кузен? Мне тоже неприятно, но я обязан выполнять эту черную работу во имя великой цели. Понятно? — Круто повернувшись, он сказал штурмовику: — Уведи его к черту, а ко мне доставь эту стерву, Эмму Левит.

Арестованный не мог идти, штурмовик поволок его на себе. Юрген долго молчал, глядя в пол. Сильно затягиваясь дымом сигареты, Конрад шагал по комнате.

— Я этого не приемлю и не понимаю, — сказал Юрген.

Конрад достал из ящика стола начатую бутылку коньяка, стакан, стал наливать коньяк. Руки его дрожали. Он залпом выпил, налил Юргену:

— Пей и не философствуй… Философия тут простая: или они нас, или мы их, вот и все.

Тот же невозмутимый штурмовик ввел в комнату молодую, опрятно одетую женщину в шляпе и темном платье. Конрад подвинул ей стул.

— Садитесь, фрау Левит, — сказал он, не спуская глаз с женщины. — Если вы и сегодня не скажете, где изволит обретаться ваш муж, я вынужден буду применить иные методы воздействия на вас…

— Местопребывание моего мужа мне неизвестно, — довольно спокойно ответила женщина. — Он уехал, не сказав мне ни одного слова.

— А где его товар? Где золото? Тоже не знаешь, шлюха?! — крикнул Конрад. Он шагнул к женщине, сорвал с нее шляпу и ударил шляпой по лицу.

— Как вам не стыдно?! — закричала женщина.

Ударом ноги Конрад выбил из-под нее стул. Женщина упала.

— Касторку! — крикнул Конрад.

Штурмовик достал из стола бутылку чуть поменьше той, которая стояла на столе с недопитым коньяком. Сев на извивающуюся на полу женщину, он сдавил ей щеки и закрыл нос огромной ручищей, а другой стал вливать в рот касторку. Касторка булькала во рту хрипящей женщины, проливалась на пол.

— Скажешь? Скажешь? Скажешь? — рычал штурмовик, раздирая рот женщины бутылкой и засовывая ее все глубже и глубже. — Говори, сука! Говори! Говори!

— Хватит! — сказал Конрад.

Штурмовик поднялся, вытер платком руки, потный лоб. Женщина лежала неподвижно. Из ее открытого рта тонкой струйкой текла касторка.

— Проводи меня, я больше не могу, — еле ворочая языком, сказал Юрген. Не дожидаясь Конрада и не оглядываясь, он бросился из комнаты и захлопнул за собой дверь.