гаремы и многоженство.

— Вот это уж зря, — сказал Черных, подмигивая своей беременной жене, — а то я только было собрался погулять в Турции и принять магометанство.

— Ты опоздал, дорогой друг, — сказал Александр, — Кемаль открыто борется против ислама, он заменил мусульманский календарь европейским, латинизировал алфавит, одним словом, действует на манер нашего Петра Первого.

Он помедлил и заговорил тихо:

— И все же основная масса населения бедствует. Помещики живут в роскоши, а миллионы крестьян нищенствуют, еле концы с концами сводят. Приходилось мне их видеть на базарах: худые, оборванные, забитые, жалко на них смотреть. Поглядишь, идет по городскому базару какой-нибудь голодный, голозадый старик и тощую козу на веревке за собой тянет. В глазах у него отчаяние, какая-то покорность судьбе, обреченность. Со всех сторон его толкают, пинают, издеваются над ним, и он идет, кормилец страны, и ни на кого не смотрит. А вокруг кишмя кишат спекулянты, ростовщики, перекупщики, важно шагают тузы с золотыми цепочками на жилетах. Так вот и живут: с одной стороны — великолепные мечети, дворцы свергнутых султанов, иностранные банки, сверкающие магазины, а с другой стороны — тысячи нищих, неграмотных мужчин и женщин, вшивые ребятишки…

Упершись рукой в подбородок, Галя не сводила глаз с Александра. Худенькая, с острыми ключицами и тонкими, немного неуклюжими руками подростка, она казалась девочкой-ученицей и совсем не походила на студентку.

— Какая интересная у вас работа, — сказала Галя Александру, — и как, должно быть, много вы повидали! Вот бы мне хотелось хоть один год побывать на вашем месте!

— Стоп! — закричал неугомонный Ваня Черных. — Поскольку вы, очаровательная Галечка, то бишь, прошу прощения, уважаемая Галина Владимировна, испытываете желание побывать во всех Европах, у меня есть деловое предложение.

Зная насмешливость своего непоседливого мужа и заранее предвкушая удовольствие услышать его очередной выверт, Дуня подмигнула Зое, Гале и спросила, посмеиваясь:

— Это какое же предложение?

Иван придал своему лицу вполне серьезное выражение и сказал торжественно:

— Предложение, которое вполне устроит обе высокие договаривающиеся стороны. Дело в том, что в самое ближайшее время Александр Данилович Ставров скромно откажется от поста наркома иностранных дел и, конечно, будет назначен чрезвычайным и полномочным послом в одно из самых больших государств мира. Правда, на такую должность не берут холостяков, а вышепоименованный товарищ Ставров, к сожалению, холостяк. Поскольку же Галина Владимировна Балашова выразила желание украсить собой зарубежные страны, ей следует немедленно выйти замуж за будущего посла.

Дуня и Зоя засмеялись. Галя густо покраснела. Покраснел и Александр. Сергей Балашов нахмурился.

— Ну и дурак же ты, Иван! — сказал он. — Дурак самой чистой пробы. Ты посмотри, как смутил девчонку.

— Не только девчонку, — хитровато сказал Черных, поглядывая на Александра. — По-моему, будущий посол смущен не меньше Гали. А это значит, что предложение мое попало в самую точку.

Галя попыталась вскочить и убежать, но Александр вовремя схватил ее горячую маленькую руку и усадил девушку на стул.

— Не обижайтесь, Галочка, и не слушайте этого пустомелю, — сказала Дуня, — он с детства чуточку тронутый.

Только на одно мгновение Александр задержал взгляд на зардевшемся лице Гали, словно впервые увидел темный, с рыжинкой завиток над маленьким ее ухом, по-детски дрожащие губы, и вдруг острая боль сжала его сердце, и он, как никогда, почувствовал свое одиночество, нехотя оставил руку девушки и задумался, низко опустив голову.

— Ладно, — сказал Балашов, выручая сестру и товарища, — давайте выпьем за хозяйку, а потом ты, Саша, расскажешь нам, как чувствует себя в Турции неудавшийся кандидат в Наполеоны.

Иван Черных пожал плечами, стал угрюмо постукивать вилкой по краю тарелки:

— Не пойму я одного: как мы выпустили Троцкого за границу? Сталин такой умный, волевой мужик и вдруг согласился на высылку этой гадины. Словом, пустили щуку в воду, насыпали ему на хвост соли.

— В Константинополе его встречали с шумом, — сказал Александр, — во всех газетах чуть ли не аршинными буквами напечатали сообщение о приезде изгнанного из большевистской России Льва Троцкого. На берегу собралась огромная толпа корреспондентов. Зарубежные троцкисты подали на рейд моторную лодку, а к причалу — автомобиль.

— Ну а как это воспринял народ? — спросил Балашов.

— По-разному. Люди, которые к нам хорошо относятся, помнят отношение Ленина к Мустафе Кемалю, вспоминают приезд в Турцию Фрунзе, те, конечно, сразу встали на дыбы и потребовали у правительства немедленной высылки Троцкого из страны. Таких оказалось очень много. Ну а вся реакционная банда была в восторге и настаивала на том, чтобы турецкое правительство предоставило Троцкому убежище и держало его вблизи от советской границы.

— Во-во! — сказал Черных. — Эта сволочь, сидя на турецкой земле где-нибудь возле Батума, будет гадить нам напропалую.

— Что же решило правительство? — спросил Балашов.

— Правительство вынесло хитроумное решение, — сказал Александр, — дескать, я не я и хата не моя. Троцкого поселили на Принцевых островах Мраморного моря. Они хоть и принадлежат Турции, по Троцкий вроде будет жить, так сказать, не на турецкой земле. Там, на Принцевых островах, он и поселился. Дом его, говорят, день и ночь окружен добровольной охраной и целой сворой злющих овчарок. Небезызвестный Блюмкин, давний адъютант и порученец Троцкого, выполняет сейчас при нем обязанности коменданта охраны. А в последнее время к этому дому началось паломничество: туда едут испанцы и французы, немцы и американцы. В основном это люди, исключенные из партии и жаждущие услышать советы и наставления своего лидера.

— Они нам еще добре нагадят, — сердито сказал Черных, — будут воду мутить и в ногах болтаться!

— Ну его к черту, этого Троцкого, — раздраженно сказала Дуня, — давайте лучше чай пить, а то у меня самовар стынет!

Балашов засмеялся.

— Вот что значит истые сибиряки! Без самовара шагу не могут ступить.

После чая стали расходиться. Александру очень не хотелось подниматься в свою одинокую комнату, и он, расхрабрившись, пряча волнение за шуткой, сказал Гале:

— Может быть, будущая жена важного посла не откажется погулять с ним часик по вечерней Москве? Правда, Галя. Так хочется подышать весенним воздухом!

Девушка вопросительно посмотрела на брата. Тот секунду помедлил и сказал:

— Иди, я позвоню матери по телефону и предупрежу ее, что ты придешь позже.

Скорчив уморительную рожу, Ваня Черных поднял руки:

— Итак, первое действие начинается! Глядите, дети мои, и никогда не забывайте своего свата! Аминь!

Стояла безветренная весенняя погода. Над городом ночные облака розовато сияли в отсветах бесчисленных московских фонарей. Воздух был свежий и влажный. По улицам, позванивая, проносились редкие трамваи. Сквозь частое и ладное постукивание конских копыт слышались приглушенные крики извозчиков.

Бережно придерживая Галину руку, Александр шел молча. Он сам не понимал, почему его потянуло к этой милой кареглазой девчушке, о существовании которой он слышал от своего друга, но которую увидел только сегодня. То ли непрерывные поездки по чужим странам, а по возвращении в Москву одинокие вечера, то ли неизвестно откуда появившееся щемящее чувство глубоко скрытой радости от того, что рядом с ним шла хорошая, безмятежно улыбающаяся девушка, заставили Александра рассказать Гале о себе.

Он рассказал ей о своем убогом детстве на берегу Волги, о годах гражданской войны и родной своей