Но, боюсь, ты совсем утомился от всей этой скучной политики, не правда ли?

— О нет! Эти твои уроки просто чертовски интересны и полезны для меня! Куда там какой-то университет! Да я против тебя во всех этих вопросах просто молочный теленок… поросенок… котенок… и вообще ничто!..

— Ах, мой Ричард! — радостно воскликнула Диана. — Ты еще так неопытен в коммерческих делах и политике. Мне кажется, я бы могла дать тебе несколько хороших советов, если захочешь… если советы женщины не оскорбят слуха и чести рыцаря. А сейчас ты бы не хотел насладиться представлением моих очаровательных девушек в стиле Римской империи в римской же бане? Ах, как восхитительно они делают это, а также поют и танцуют!

Но уж омовение своего господина я произведу сама! Надеюсь, этим искусством я овладела не хуже древней римлянки…

…Волшебные дни и ночи веселая, нежная, изобретательная и остроумная Диана заполняла таким волнующим содержанием, что Чанслер, казалось, совершенно растворил свое «я» в этой обворожительной и любве-

обильной женщине. Сначала он удивлялся, сделав для себя это открытие, но очень скоро осознал, что никогда еще не был так безоглядно и всеобъемлюще счастлив, как сейчас, в фантастическом и сладостном плену этой волшебницы, поразившей его воображение. И он вдруг понял, что до последнего вздоха ни одной другой женщине на этом свете не удастся ни на мгновение вытеснить из его души и сердца пленительный образ этой богини в облике ослепительно прекрасной Дианы Трелон!

Он сказал ей об этом, когда Диана показывала ему Антверпен из маленького окошка кареты — этого последнего чуда современной техники, о котором в Англии, да и не только там, знали пока лишь понаслышке.

— О, мой Ричард! — Диана упала ему на грудь. — Ах, как я ждала от тебя этих слов! Я верю, я чувствую, что они были произнесены от доброго сердца. Так знай же, что и ты стал моей первой… да, да, мой дорогой!.. моей первой и единственной любовью! И если ты позволишь, у нас будет дочь, которую мы назовем Дианой, а потом… о, потом, потом я вымолю… я выкуплю наконец у Всевышнего право быть твоей женой! К великому моему несчастью, по нашим семейным законам и традициям я не имею права выйти замуж. Но я буду бороться за него! Я буду воевать! Вместе с тобою, любовь моя! А сейчас… а сейчас самое главное состоит в том, что мы любим друг друга и что у нас будет дочь Диана! И еще, о мой Ричард, любовь и гордость моя — стань моим Леандром33, ведь ты же брат морским стихиям!..

Ровно через три дня Ганс Бергер в сопровождении трех своих вооруженных до зубов приказчиков принес и разложил на большом столе целое со-

стояние из ювелирных украшений такой красоты и изящества, что от их многоцветного сияния у Чанслера зарябило в глазах, и он сел у камина спиной к ним, полностью предоставив это дело несравненной Диане.

А она священнодействовала спокойно и властно.

— Это замените, господин Бергер! — говорила Диана, если какая-либо драгоценность ей не нравилась. — Боюсь, вам начинает изменять вкус. Уж не думаете ли вы, что и я страдаю этим тяжким недугом?

— О, мадам Трелон, ваш вкус в этом тончайшем из искусств совершенно безупречен! — кланялся Бергер, и отвергнутая вещь незамедлительно исчезала вместе с приказчиком, получившим краткое приказание своего хозяина.

— Только в этом? — лукаво усмехнулась Диана.

— О, мадам, у вас сегодня превосходное настроение! Я счастлив убедиться в этом.

— Вы правы, дорогой господин Бергер, сегодня мне на редкость приятно работать и беседовать с вами. Между прочим, вы не следите за тем, что происходит сейчас в нашем порту?

— Слежу, разумеется, и достаточно пристально: ведь у меня, как вы, конечно же, знаете, больше двух десятков торговых судов.

— Пятьдесят два! — с очаровательной улыбкой подсказала Диана,

с большим увеличительным стеклом тщательно рассматривая бриллиантовое колье изумительной красоты и работы. — Так что же сейчас происходит в нашем порту, господин Бергер?

— Пожалуй, ничего необычного для этой зимней поры: судов мало, торговля почти замерла, хозяева причалов несут весьма ощутимые потери…

— И вы тоже? — поинтересовалась Диана.

— Увы… — развел руками Бергер, — вместе с вами, мадам… Кстати, королевские власти арестовали какое-то французское судно со всей его командой. Говорят, что капитана этого корабля видели ночью разгуливающим с привидениями и летающим на метле в обнимку с ведьмой. Кажется, этому бедолаге доведется как следует прожариться на костре святой инквизиции…

— И поделом ему! — с необычной для нее резкостью заявила его собеседница, но при этом невольно вздрогнула: ведь это она призвала эту чертовщину на головы капитана и всех членов команды ненавистного судна, где ее так подло продали туркам! — Нечего таскать в Нидерланды чужую нечистую силу. У нас самих от нее не открестишься. А что же команда?

— Кардинал Гранвела сказал мне вчера, что все люди этого нечестивца капитана признались при допросе в том же преступлении. Кроме того, они повинились еще и в том, что были посланы сюда турецким султаном для кражи самых красивых молодых женщин и отправки их в его гарем.

— Какой ужас! — воскликнула Диана и несколько раз перекрестилась. — И что же решил кардинал?

— Святой трибунал приговорил еретика капитана и всю его команду

к сожжению вместе с кораблем… Завтра же приговор будет приведен в исполнение. Надеюсь, вы пожалуете на это прекрасное и святое зрелище?

— О да! Эти отпетые негодяи вполне заслужили столь суровое, но такое справедливое возмездие!

Так, в приятной беседе, прошло несколько часов.

С молчаливого согласия Дианы Чанслер вскоре после прихода Бергера ушел в сказочный зимний сад, где и встретился наконец с Чарли.

— Что на корабле? — спросил Ричард.

— Спокойно, — пожал плечами Смит. — Но Белч злится — рвется на берег.

— Если ему так не терпится, спиши его ко всем чертям! Так и скажи ему, если не успокоится. За те деньги, что ему здесь платят, можно сидеть на корабле до скончания века!

— Скажу…

— А как твои дела?

Чарли застенчиво улыбнулся и развел руками:

— Скажите, капитан, неужели в раю может быть еще лучше? Не верю…

Чанслер засмеялся и обнял своего друга.

— Но ведь это и есть рай, старина Чарли! — воскликнул он. — Во всяком случае, иного и я вообразить себе не в силах. Да и на кой черт он мне нужен на том свете, если еще неизвестно, что мне удастся нырнуть именно туда? А вдруг — мимо? Что скажешь, Чарли?

— Святая истина, капитан! Я тоже так думаю.

— Но я так и не знаю, где ты живешь.

— Я тоже не знаю, — пожал плечами Чарли. — Каждый день новые красавицы уводят меня к себе в гости. И все у них так красиво и богато, что дух захватывает. И моют меня в римской бане, и танцуют, и поют, а сами —

в чем мать родила! Я даже боюсь смотреть на них — такие все они красивые! А сегодня ночью у меня в постели сразу три из них затеяли такие игры, от которых я и сейчас еще как следует не отдышался…

Чанслер смеялся от души, искренне радуясь за силача Чарли. По немалому опыту увеселительных рейсов его незабвенной «Дианы» он знал, что

в подобных делах на Смита вполне можно положиться…

— Ну что ж, — сказал Чанслер, — я полагаю, у нас нет особых причин для спешки.

— Пожалуй. А как дела с теми нашими деньгами?