Косяков внезапно схватил его за шиворот и злобно потащил к себе.

— Стой! — крикнул он, вводя его к себе, и бросился на жену. Та закричала от испуга, но он в один миг взял ее в охапку и переложил с кресла на постель. Лихорадочно-торопливо отвернул он с кресла клеенку, вытащил пачку бумаги и с гневом швырнул ею в Грузова.

— Бери, дурак, и пошел вон! Завтра я съезжаю от тебя. Не умел сразу продать, скот!

— Но ведь ты же… — начал растерянно Грузов.

— Вон! — заорал, топая ногами, Косяков. Грузов выбежал от него в испуге.

На другой день сторож судебного пристава, подметая камеру, нашел на полу, у окна, сверток бумаги, в котором оказались векселя Можаева на имя Дерунова, и пристав, подивившись случаю, приобщил их к делу.

Прошло пять лет. В один из морозных дней Яков Долинин стоял у Доминика, закусывая пирожком рюмку водки. Вдруг до его плеча кто-то дотронулся. Он оглянулся, и лицо его радостно просветлело. Перед ним стоял Весенин.

— Федор Матвеевич, какими судьбами? Надолго ли?

— На три дня! По делам. Присядем, рад вас видеть.

Они отошли к столику и сели, спросив бутылку вина.

— Ну, что поделываете? — поинтересовался Весенин.

Яков махнул рукою.

— Прозябаю! Служу в банке, управляю фабрикой, играю в винт и хожу в оперу!..

— Живете с братом?

Яков кивнул.

— Читал я его! — сказал Весенин. — Хорошо писать стал. Знаете, — он засмеялся, — разочарование в любви ему принесло пользу. Получился тон, и потом, у него прекрасно выходят идеальные женские характеры. Только везде Анна Ивановна! Между прочим, что с нею?

— С ней? — ответил Яков. — Она совершенно отдалась мистическому настроению. За границей ее уловили ксендзы, и она приняла католичество.

— Нежная душа, — задумчиво сказал Весенин, — она должна была вся отдаться любви и отдалась Богу. Ее дочка?

— Там, воспитывается в монастыре. Она в Милане!

— Вы откуда все знаете?

— Брат ее здесь, Силин. Он репортером в мелких газетах, так от него.

Весенин развеселился.

— Помню, помню. Хват такой? Ну, а он как?

— Он живет великолепно! Рублей по триста зарабатывает. Чем — не знаю, но франтит — страх. Теперь с одним приятелем театр открывает. Будет фарсы ставить!.. Ну а вы? Женились? — в свою очередь спросил Яков.

Весенин закивал головою.

— Женат! Двое детей, помещик, фабрикант и счастливый человек!

— А ваши?

— Старики-то? Живут как голубки. Она примерная хозяйка, хорошеет и полнеет. Франт-то этот, Анохов…

Яков перебил его:

— Попался на краже бриллиантов, но дело уже погашено, и он снова чиновник особых поручений. Вчера читал в газете: послан в Олонецкую губернию на какую-то ревизию.

— Ну и пошли ему Бог! — махнул рукою Весенин. — Хотите, расскажу про Лапу?

— Что он? Счастлив?

— Совершенно! С Сергеем Степановичем уже расплатился. Дела процветают, и, знаете ли, не конторою…

— А чем?

— Юридическими советами! Найти что-нибудь или кого-нибудь — от потерянных документов до убийцы включительно, — отыскать зацепку, найти отвод, устроить проволоку — на все это он первый мастер, и юристы глядят на него как врачи на знахаря. А по виду все такой же сонный, вялый, потолстел только.

— И счастлив?

— Еще как! Трое детей у него. Одного я крестил. Господи, как бежит-то время! — воскликнул он. — Давно ли мы все переживали передряги, и вот все тихо, мирно, покойно! Можно подумать, что без этих тревог не было бы и покоя. Даже подлейшие минуты в прошлом кажутся теперь сносными. Нет, я не верю в казни, которые проповедовал ваш брат!.. Напротив — все к лучшему!..

Он чокнулся с Долининым и осушил свой стакан.

Хорошо (лат.).

Далеко (нем.).

Букв.: 'от яйца' (лат.) — т. е. с самого начала.

Принципиал — глава, хозяин.

пивном зале (нем.).